– Потому что опасного преступника, маньяка, считай, вместо того чтобы обезвредить и допросить, он взял и пристрелил. И что теперь?! – спросил Антон Палыч с апломбом.

– И что? – эхом повторила Ева.

– И то, что тела детей так и не нашли! Ни тех двоих, что сначала пропали, ни сына Амалии. А вы вот представьте на минуточку, что дети на тот момент были еще живы, что Горыныч держал их в подземелье под замком или в одной из пещер. И если бы его допросили, он бы раскололся. Вы бы слышали, как кричала Амалия, как она бросалась на Бойцова, какими словами его обзывала!.. Я свидетель. А он стоял, как истукан, даже не пытался защищаться, только повторял все время: «Прости… прости… он бы тебя убил…» Представляете?

Ева не представляла. И даже представлять боялась, что чувствовала в тот момент бедная мать, что чувствовали дети, брошенные в подземелье на верную гибель. Если только дети к тому времени оставались еще живы…

– А сын Горынычева? – вдруг спросил Елизаров. – Где он был в это время?

– А никто не знает. – Антон Палыч потряс флягой, вздохнул и одним махом допил остатки. – После всего случившегося Стражевой Камень снова обшаривали. Бойцов в замке поселился, пытался несчастных детишек отыскать. Да только кто ж на острове без карты что-нибудь найдет?! А потом, когда уже все надежду потеряли, явился Горыныч. Худющий, синий, с глазюками безумными. Его, конечно, пытались допросить. Бойцов и пытался, да только что с дурачка взять?! Ничегошеньки он не рассказал, улыбался только этой своей идиотской улыбкой. Про каменное сердце какое-то все лепетал, про змея. Его сначала в больницу определили, подлечили малость, а потом в интернат для умственно отсталых списали. С интерната он через месяц сбежал и на остров вернулся. Так, наверное, раз пять сбегал, пока Амалия не взяла его под свое крыло. К тому времени детский дом уже расформировали. Да и кто ж оставит детей там, где все кровью залито? А нас всех, сотрудников то есть, уволили. Разбрелись мы кто куда, на острове только Амалия осталась. Ей каким-то специальным указом разрешили при замке жить, типа смотрительницей. Ну и Горыныч при ней все это время был.

– Она поэтому с острова не уезжает? – спросила Ева. – Из-за мальчика своего?

– Амалия? – Антон Палыч громко икнул. – Ну, не то чтобы совсем никогда не уезжает. Бывает, что по делам или в отпуск там на месячишко-другой, но потом всегда возвращается. Они все всегда возвращаются… – добавил задумчиво.

– А давно замок снова стал процветать? – Елизаров тянул шею, всматривался в стремительно приближающуюся черную громадину острова.

– Лет десять назад, примерно. Амалия инвесторов нашла, которым по барабану, какие страхи тут раньше творились, главное – что место красивое, что можно на острове фешенебельный курорт открыть с этаким готическим колоритом, знаете ли. Опять же, охота, рыбалка… Раньше-то, говорят, в озере рыба вообще не водилась, но в последнее время появилась. Сазан, лещик, уклейка, налим! – взялся перечислять он. – Летом с лодки можно рыбачить, зимой подледный лов тут изумительный просто. Для особо эстетствующих можно экскурсии в старые штольни организовать или на алмазные прииски на речку Чернокаменку. Ну и охота в здешних лесах знатная! В этом году, к примеру, надо волчий сезон непременно открыть. – Он горестно вздохнул, наверное, снова вспомнил про свою брошенную машину. – Сначала-то дела шли ни шатко ни валко, никто не верил, что из этой затеи может выйти толк, потом как развернулось все! Постоянная клиентура появилась, да не абы какая, сплошные випы. Амалия штат начала расширять. Меня вот по старой памяти привлекла. Я же, знаете ли, хорош в своем деле. Весьма и весьма хорош! Если хотите знать, вся финансовая часть только на мне и держится. Амалия, конечно, умная женщина, но все равно ведь женский ум с мужским не сравнить. Правда, господа?

– Кто был отцом ее ребенка? – вместо ответа спросил Елизаров. Получилось и грубо, и бесцеремонно. Какая ему вообще разница?!

– А никто не знает. Она и сейчас красавица, а уж в молодые-то годы! Но замужем она никогда не была. Вокруг нее всегда много мужиков крутилось. – Антон Палыч многозначительно понизил голос: – Даже супостат Горынычев и тот ей знаки внимания оказывал. Шепчутся, что и мальчонку ее он из мести похитил. От неразделенной любви, так сказать. Или разделенной…

Ева скрипнула зубами. Речи захмелевшего бухгалтера да и сам он делались все омерзительнее и омерзительнее. Впору пожалеть, что они не бросили его с волками на лесной дороге.

Как же ему хотелось врезать Антон Палычу по сальной морде! Аж руки чесались! Чтобы не позорил ни имя свое, ни отчество, ни сам род людской. Но Роман сдержался. Жизнь научила его, что редко какую проблему можно решить одним только мордобоем, иногда приходится потерпеть. Вот и сейчас он потерпит, несмотря на заострившееся от злости и омерзения Евино лицо, потерпит и послушает. Что ни говори, а этот пьянчужка рассказал им куда больше, чем кто бы то ни было, всех тайн не открыл, но завесу все-таки приподнял. А тайны в этом городе, похоже, у каждого. Даже полковник Бойцов имел скелет в шкафу. Как он живет со всем этим? Как ему спится? Роман не был склонен верить наветам бухгалтера, сам прекрасно понимал, что случаются ситуации, когда не до раздумий и не до расчетов, когда счет и в самом деле идет на секунды. Наверное, у Кирилла Сергеевича одна секунда только и была, чтобы принять решение. А уж правильное это было решение или нет, не посторонним людям судить.

А джип тем временем сполз со «змеиного хребта» на дорогу, с раздраженным порыкиванием покатился в глубь острова. С заднего сиденья послышался храп, Антон Палыч не сумел перенести тяготы сегодняшнего вечера и отключился.

– Урод, – процедила Ева сквозь сцепленные зубы. – Какой же урод!

Роман не ответил, потому что думал сейчас совсем о другом. Уже второй раз за этот долгий и полный событий день его что-то зацепило. Какое-то слово или, возможно, фраза. И второй раз это «что-то» от него ускользнуло. Ничего, он отлично знал особенности своей памяти. Он вспомнит. Рано или поздно.

А на ярко освещенной фонарями площадке перед замком прибавилось машин. Первым делом Роман отыскал свой джип – целый и невредимый. Во всяком случае, на первый взгляд. Его, сиротинушку, кое-как, по диагонали, приткнули рядом с каким-то пышно цветущим кустом, возможно, даже не поставили на сигнализацию!

– Буди этого, – велел Роман, выбираясь из Евиного джипа. – А я сейчас!

Он оказался прав: Диана не озаботилась такой мелочью, как безопасность чужого автомобиля. Роман сунулся в салон, поморщился от чересчур сладкого запаха духов, бегло осмотрел то, что можно различить в свете фонаря, и лишь после этого вернулся к Евиному джипу. К тому времени Антон Палыч уже очнулся, но проснулся еще не до конца. Он стоял пошатываясь, прижимая к животу кожаный портфель, и часто моргал.

– Приехали! – рявкнул Роман, и бухгалтер испуганно вздрогнул.

– Мне нужно срочно позвонить, – сказал он не слишком уверенно. – Вызвать эвакуатор.

Роман не ответил, не дожидаясь ни бухгалтера, ни Евы, направился к замку. Чуяло его сердце, что этот вечер еще сулит много всего интересного.