Их и оценивали по заслугам! Даже Сцилла с Харибдой на время позабыли о вендетте и диетах. Даже городской голова оторвал взор от декольте Сциллы ради расстегаев с перепелами. Или что он там наложил себе на тарелку! Ничто так не примиряет людей с обстоятельствами, как хороший ужин.

Но идиллия длилась недолго. И нарушил ее, как ни странно, именно мэр. Сытый, разомлевший от хорошего виски, он вдруг заговорил не то что о неприятном – о страшном!

– Эх, хорошо вам, господа! – Он откинулся на спинку стула, обвел присутствующих снисходительным взглядом. – У вас тут, под крылом дорогой Амалии, благодать! А у нас в городе – сущий ад! Сначала девицы эти, будь они неладны, а теперь еще и Марк Атлас! Это ж вам не какая-то там девчонка-дачница, а человек, считай, с мировым именем! Сейчас как понаедут всякие разбираться. А еще журналюги небось слетятся, как воронье на падаль. И тут уж вовсе пиши пропало! Про девок убитых узнают, а там, глядишь, и про Маринку вспомнят. И вот что тогда будет, а?

– А что они должны вспомнить? – спросил Орда. В отличие от мэра он не выглядел ни расслабленным, ни разомлевшим, хотя во время ужина пил немало.

– А ты уже и забыл в этих своих столицах, – пожурил его мэр и даже пальцем погрозил. – Да и куда тебе помнить, у тебя нынче голова другим занята, Оскарами всякими да пальмовыми ветвями.

– Перестаньте, – попросила Амалия, но, наверное, попросила слишком тихо, потому что мужчины ее не услышали.

– Так что мы забыли, Тимофей Петрович? – Орда взял в руку бокал с виски, посмотрел сквозь него на пламя свечи.

– Волки снова объявились! – ввернул Антон Палыч и горестно вздохнул, наверное, так и не решил вопрос с эвакуатором.

– Да волки – это ерунда! Поотстреляем мы этих тварей – и все дела! – отмахнулся мэр. – Я про Маринку, медсестричку тутошнюю детдомовскую. Амалия, ты ведь должна ее помнить!

– Я ее помню, Тима, – сказала Амалия и обвела взглядом остальную часть гостей, тех, кого не связывало общее прошлое. Было очевидно, что ей неприятен этот разговор. Очень неприятен. Возможно, ей бы даже удалось его избежать, если бы не Сцилла. Сцилла отчего-то заинтересовалась, подалась вперед, прилегла на стол пышной грудью, обнадежила Тимофея Петровича улыбкой.

– Так о чем вы хотели рассказать, господин мэр? – спросила медовым голосом. – Какую тайну хотели нам поведать?

– Для вас просто Тимофей! – Мэр покрылся нездоровым румянцем. – А тайны никакой нет. Просто я кое-что вспомнил. То, что остальные забыли.

Теперь его слушала не только Сцилла, с бряцающим звуком отложила вилку Диана, напряглась Ева.

– И что же забыли остальные? – Сцилла перевела взгляд с мэра на Орду, произнесла воркующим голосом: – Жан, ты посмотри, какой интересный материал вырисовывается. Это же такая тема для твоего фильма!

Орда не ответил, одним махом опрокинул в себя виски.

– А остальные забыли то, о чем было неприятно и страшно вспоминать. – Мэр приосанился. – О том, в кого превратилась Марина после смерти.

– И в кого же она превратилась?

– Тима, прекрати! Я прошу тебя! – Но Амалию уже никто не слушал, все слушали Тимофея Петровича.

– Она превратилась в старуху, – сказал он как отрезал. – Амалия, ты же сама ее тогда не узнала. А Эмма на опознании вообще в обморок упала, потому что сестру в той старухе признала, но вот принять этот факт не смогла. И хоронили ее в закрытом гробу не потому, что Горынычев ей горло перерезал, а чтобы широкую общественность не шокировать. Это ж сейчас общественность у нас стала такая, что ее уже ничем не напугаешь, а тогда все иначе было. Да и не утаишь шило в мешке. Не мы одни про Маринку знали. Патологоанатом, следаки и прочая милицейская шушера, – сказал и брезгливо поморщился.

Роман тоже поморщился. Пожалуй, чернокаменский мэр потеснил с пьедестала бухгалтера Антона Палыча.

– И что ты хочешь сказать? К чему этот эпатаж? – спросил Орда с нескрываемым раздражением.

– Я то хочу сказать, что всякий разумный человек и так понял бы. – Мэр усмехнулся. – Убийства одинаковые, что тогдашние, что нынешние.

– Горынычев мертв! – Казалось, Амалия едва сдерживается, чтобы не встать из-за стола. – Кирилл Бойцов его застрелил.

– Застрелил. – Мэр кивнул. – Вот только того ли он застрелил? Ведь никаких доказательств того, что детей похитил Горынычев, так и не нашли.

– Ты несешь какую-то просто несусветную чушь, – сказала Амалия очень тихо. – Марина мне сама рассказала.

– Что она тебе рассказала? Что подозревает Горынычева? Так это исключительно ее подозрения. К тому же она была несколько э… дестабилизирована тем, что случилось. Ты должна это понимать, потому что сама…

Звук пощечины показался громким, как удар хлыста. Мэр отшатнулся от Амалии, зажал рукой щеку, на которой алел след от ладони. В столовой повисла могильная тишина, которую нарушало лишь тиканье настенных часов. Впрочем, тишина длилась недолго, заскрежетали по паркету ножки стула, тихо скрипнул стол, когда Орда уперся в него широкими ладонями.

– Что ты несешь? – спросил он тем самым особенным голосом, которым до этого разговаривал со Сциллой и Харибдой, голосом, ослушаться которого не было никакой возможности. – А ну-ка немедленно извинись!

– Не надо, Жан. – Амалия тоже встала из-за стола. Ее лицо заливала смертельная бледность. – Он просто не понимает…

– Я понимаю. – Мэр убрал от щеки руку, отшвырнул салфетку. – Я все прекрасно понимаю! – Он сорвался на визг: – А вот вы, похоже, не понимаете! Да я вам тут всем могу кислород перекрыть… одним только росчерком пира прикрыть всю эту вашу богадельню! И расследование снова возбудить! Бойцов – это ж питбуль в погонах, ему только дай команду «фас!», он землю рыть станет, он всех в клочья порвет! Восемнадцать лет назад его на цепи удержали, а сейчас-то удерживать некому, да и незачем! – Он говорил и пятился к двери. – Вы думаете, я этому делу ход не дам из-за змеефеста? Да плевал я на него и на все с высокой колокольни! А вот у тебя, – он ткнул пальцем в сторону Амалии, – делишки могут и застопориться. Одно дело – сказочки про озерного монстра, и совсем другое – серийный маньяк! С маньяком-то небось никому рядом жить не захочется! Вот вам, господин Шанс, – он перевел палец на художника, – вот вам захочется жить рядом с маньяком? Быть может, под одной с ним крышей жить вам как, понравится? Чтобы вас, вот такого молодого и красивого, однажды нашли постаревшим на семьдесят лет и с перерезанной глоткой!

– Разорванной, – сказал Максимилиан неожиданно спокойно и одернул белоснежные манжеты. – Ходят слухи, что раны на шеях жертв нанесены не ножом, а чем-то похожим на очень большой коготь.

– Ходят слухи?.. – Амалия посмотрела на него с ужасом.

– Ну, Тимофей Петрович ведь верно заметил, что шило в мешке не утаишь. – Максимилиан улыбнулся, обнажая белоснежные зубы. – Он ошибся лишь в одном: подобные вещи всегда привлекали и будут привлекать людей. Поэтому я не стал бы особо переживать из-за того, что змеефест может не состояться.