— Ань, ты бы лучше поспала, — предложила Надя. — Чем зря себя тревожить…

— Где поспала? — вспылила Анечка. — Здесь поспала, у Юркина на плече? Или на полу, где полно мокриц и крысы бегают, бр-р!.. Между прочим, мне это платье знаешь, как жалко? Ты, Надька, лучше бы думала, что говоришь, хоть немножечко…

Стало тихо. Сквозь полудрёму Юра представил, как Анечка спит у него на плече и улыбнулся. И сразу же испугался — приближался новый день, и этот день готовил им что-то, вполне возможно, не очень хорошее.

— Мальчики! — вполголоса позвала Надя. — Вы точно не спите?

— Мда-а, заснёшь тут! — буркнул Володя. — Нас завтра на костёр поведут или куда похуже, а ты, Надин, про какой-то сон? А вообще, ты к чему это?

— Давайте слова вспоминать! — предложила Надя.

— Какие слова? — удивился Володя.

— Мы вчера узнали много слов, — объяснила девушка. — «Кату (телега)», «ша (лошадь)», «гавир (земля)»… «Кирин» или «кирина» — это, скорее всего, «крестьянин» или «земледелец» во множественном числе… Кто ещё что помнит?

— Надин, не страдай!.. — резко оборвал её Володя. — «Перед смертью не на дышишься», как говорили у нас в институте во время сессии…

— Да? — удивилась Надя. — А ты помнишь, как фашисты подожгли Рейхстаг, и обвинили в поджоге коммунистов? И как Георгий Димитров прямо в камере выучил немецкий язык и сумел на суде доказать свою невиновность?

— Надин, это легенда, — фыркнул Володя. — Немецкий язык Димитров знал, иначе как бы он оказался в Германии. В камере изучал он только немецкую юриспруденцию… А нам это не поможет, потому что времени на изучение языка нам банально не дадут…

Кажется, он говорил ещё что-то… Юра не слушал, незаметно для себя задрёмывая. Это было плохо, потому что, задрёмывая, он невольно заваливался на бок, а рядом сидела нарядная, вкусно пахнущая Анечка.

Кажется, он всё же задремал и, проснувшись, увидел в щели под потолком начавшее сереть небо. Маленькое ночное светило, чей свет проникал даже в камеру сквозь узкую щель, зашло за горизонт.

— А вы заметили, что здешние созвездия очень похожи на земные? — говорила тем временем Надя. — Орион, Большой Пёс… Даже обе Медведицы есть… И Млечный Путь точно такой же, как у нас — только он слегка сместился. И Сириус пропал…

Юра тряхнул головой, прогоняя остатки сна. Кажется, это было продолжение разговора, начало которого он проспал.

— Надин! — негромко ответил Володя. — Ты об этом говорила, ещё кода мы блуждали по лесу.

— И вы не задумываетесь над тем, что это значит? — продолжала девушка. — Где мы вообще находимся?..

— У чёрта на рогах, в параллельном мире, — усмехнулся Володя. — Что-то я не пойму, Надин, к чему ты клонишь?

— К тому, что в параллельном мире созвездия были бы иными, — объяснила девушка. — Или остались бы прежними. А раз они всего лишь слегка изменились, это значит, что мы в нашем мире, а не в каком ни в параллельном. Мы на планете другой звезды. И находится эта звезда поблизости от нашего Солнца…

— Ну и выдашь же ты порой, Надька… — Анечка вытащила из кармашка мобильный телефон. — Совсем разрядился… Интересно, почему нас не обыскали?..

— И что с того? — спросил Володя. — Ты предлагаешь кричать и размахивать руками? Или разжечь костёр, в надежде, что нас увидят? Не увидят и не прилетят, потому как нечем и не на чем. Так что завтра нас, скорее всего, ждёт милое маленькое аутодафе…

Юре показалось, что Надины глаза сверкнули в полумраке.

— Я предлагаю не раскисать! — чуть ли не выкрикнула девушка. — Что вы вообще за народ, мужчины? Песни послушать — так всякий из вас орёл, а доходит до дела, сразу хвосты поджимаете… Аутодафе! Да даже если и так, примите с достоинством, а не тряситесь, как зайцы…

— И покажите местным мракобесам-инквизиторам, как умеют умирать москвичи-туристы… Верно, Надин? — разозлился Володя. — А если я не хочу умирать? Если, для примера, мне моя жизнь дорога, как память?..

— Надька, Вовкин! Прекратите! — крикнула Анечка, засовывая телефон обратно в карман. — И без вас тошно, а тут ещё пить хочется…

Почти рассвело, когда над кромкой невидимого отсюда леса в небо взлетела яркая звезда. Прочертив крутую дугу, оставив за собой огненный хвост, звезда начала падать — и вдруг взорвалась, обернувшись оскаленной драконьей мордой, залив небо яркими огненными сполохами. Снаружи донёсся оглушительный грохот, массивные тёсаные камни, из которых была сложена башня, слегка дрогнули. Послышался громкий многоголосый крик.

— Слышишь, Юрыч? — Володя вскочил на ноги. — Я не я буду, если наше аутодафе не откладывается…

Снаружи снова закричали. Около самой башни послышалось задорное гиканье, сопровождаемое знакомым топотом копыт. Крики ненадолго смолкли. Послышался глухой удар, когда с большой высоты падет что-то тяжёлое.

— У них там что? — недоумевал Володя. — Слоны взбесились?

Продолжавшееся снаружи веселье, то удаляясь, то приближаясь, становилось всё более шумным. Москвичи не заметили, в какой момент оно переместилось внутрь башни — за дверью зазвенело железо, послышались крики, хаканье и громкий топот. Ещё через полчаса из-за закрытой двери ощутимо потянуло дымом.

— Эй! — забарабанил в дверь Володя. — Вы там! Выпустите нас! Мы же сгорим…

Ответа долго не было. Присоединившийся к Володе Юра уже начал терять надежду, когда снаружи послышался долгожданный лязг засова в заржавленных железных петлях.

Ребята невольно отпрянули назад. На пороге стоял разряженный, словно шут, грязный и растрёпанный парень, державший перед собой длинный, слегка изогнутый меч. Голову парня покрывала широкая белая повязка со спускавшимися на плечи хвостиками, поверх лазоревой рубахи с золотой вышивкой была небрежно наброшена белая плащ-накидка с золотисто-зелёной каймой. За широкий пояс был заткнут тёмно-коричневый глиняный кувшинчик.

Увидев испуганных москвичей, парень оглушительно расхохотался. Выхватив из-за пояса кувшинчик, он сделал несколько глотков, пролив содержимое прямо на роскошную рубаху. И коротко махнул мечом, предлагая выходить.

— Ками-то, шайоро! Сэ ри париса…

Обернувшись, парень крикнул что-то совсем уж неразборчивое стоявшим у него за спиной двум приятелям — ничуть не менее грязным и растрёпанным, одетым столь же пёстро, с точно такими же белыми повязками на головах. Один из них выразительно поигрывал маленьким изящным топориком, другой наложил жёлто-зелёную оперённую стрелу на тетиву длинного составного лука. Приятели жизнерадостно заржали. Юра обратил внимание, что у парня с луком за пояс заткнут ещё один кувшинчик.

Огромный зал был погружён в полумрак — день ещё не наступил, а электричество больше не горело. Зато с треском и дымом горел деревянный кожух динамо-машины рядом с поваленным, остановившимся колесом. Не находивший выхода густой сизый дым клубился под потолком, затрудняя дыхание. На земляном полу около колеса лежало что-то окровавленное, похожее на истоптанный сапогами, кое-как прикрытый тряпками кусок мяса.