— Неужели ему никто не поможет? — спросила Надя, хватая за рукав парня в вышитой рубахе. — Я сама врач, я могла бы…

— Ками, нафису!.. — расхохотался тот, отшвыривая опустевший кувшинчик.

Только теперь Юра признал в корчащемся на полу окровавленном куске мяса того самого ладного воина с золотистыми усиками, что вчера привёл их сюда. Парень в вышитой рубахе наступил ему на руку — воин дёрнулся в напрасной попытке подняться. Парень в вышитой рубахе небрежно взмахнул выхваченным из ножен мечом. Вздрогнувшая Надя отвела глаза.

— Шайоро! — усмехнулся парень в вышитой рубахе. — Иль-та таваро. Поир сэ бари…

Юра даже присел, когда один из бандитов положил ему на плечи тяжеленный, пахнущий сивухой бочонок. В бочонке плеснуло. Второй бочонок водрузили на плечи Володе, перед тем сорвав с него камуфляжную куртку. Девушкам хозяйничающие в башне бандиты не стали предлагать никакой груз. Правда, бандит с топориком попытался задрать Анечке подол — и тут же отпрянул, получив ладошкой по физиономии. Парень в вышитой рубахе гаркнул что-то повелительное, а остальные грубо захохотали.

Над деревней нависло хмарное небо. Горели бесчисленные факелы, горели костры. Ярко, с треском, с взлетающими снопами искр горели некоторые дома — в том числе и тот, на котором вчера перекрывали крышу. И всюду, куда не кинь взгляд, хозяйничали пёстро разряженные бандиты с белыми повязками на головах. Они входили в дома и выходили из домов, тащили мешки и свёртки, кого-то били, кого-то ловили, кого-то гнали, что-то ломали и что-то выбрасывали. В верхних этажах башни не осталось ни одного целого окна — ставни распахнуты, стёкла выбиты, из окон свисают рваные тряпки. Под одним из балкончиков на длинной тонкой верёвке покачивалось что-то большое, белое…

У забора-частокола непонятно откуда появился похожий на игрушку садовый домик на массивном фундаменте, с двумя двухэтажными верандами. У домика не было ничего, даже отдалённо напоминающего колёса, но словно в карету, в него была запряжена четвёрка лошадей. Очень красивых лошадей, знакомой москвичам масти — золотисто-коричневых, с длинными чёрными гривами и хвостами. Возле домика возились понукаемые тычками и пинками местные жители, подтаскивая и складывая бочонки, мешки и свёртки. Рядом уже выросла целая гора разнообразного барахла.

Сюда и подвели ребят с их бочонками. Избавившись от ноши, Юра выпрямился. Оглянувшись, он увидел, как в стороне, под охраной дюжины не слишком твёрдо держащихся на ногах бандитов стоят на коленях местные жители — мужчины, женщины, дети. Все без исключения избиты и оборваны, у многих мужчин на одежде кровавые пятна. Перед ними, бочком на лошади, свесив ноги вниз, сидел самый главный бандит — в длиннющем, спускавшимся чуть ли не до пят алом кафтане, неимоверно длинном белом плаще и огромном белом берете, над которым колыхалась добрая дюжина длинных чёрно-серых перьев. В дымину пьяный, обвешанный оружием, главный бандит держал перед крестьянами речь…

Именно к нему и подвели обеих девушек. Бандит в вышитой рубахе пустился в объяснения. Главный бандит, или атаман ответил что-то грубое, заставившее его свиту расхохотаться.

— Шайу? — громко, на всю площадь спросил сидевший на лошади атаман. — Каль пелу шайу?

Эти слова вызвали у его свиты новый взрыв хохота. Пошарив в широком поясе, атаман вытащил и бросил парню в вышитой рубахе нечто маленькое, золотистое. Тот поймал монету (если только это и в самом деле была монету) с налету, склонившись в поясном поклоне. Соскользнув с лошади, словно мальчишка с горки, атаман неровной, пошатывающейся походкой подошёл к Анечке.

Внутри у Юры словно что-то оборвалось. Он не чувствовал, как Володя изо всех сил вцепился в его руку. Не слышал, как тот же Володя громко шепчет в ухо:

— Нет, Юрыч! Нет… Ты же видишь, что происходит? Ты ей ничем не поможешь…

Перед глазами молодого человека была только кричащая, вырывающаяся из широких лап атамана девушка. Высвободив руку из цепких Володиных пальцев, Юра побежал через утоптанную до каменной твёрдости площадь. Он бежал прямиком к атаману, схватившему девушку — и он добежал бы, непременно добежал, если бы дорогу ему не преградили четверо «свитских» бандитов. Один из них, в роскошном кафтане и не менее роскошной наголовной повязке, чьи хвостики спускались аж до пояса, эдаким небрежно-ленивым движением выхватил из ножен меч.

Удар рукоятью по голове отправил молодого человека в долгий, нескончаемо долгий полёт. Юра летел и не слышал, как где-то далеко, у распахнутых настежь деревенских ворот звонко пропела труба. Не слышал, как у тех же ворот послышался дробный перестук копыт и звон оружия. Не увидел, как в разоряемую, разграбляемую деревню не въехали, а ворвались полторы сотни всадников.

На всадниках были жёлтые кафтаны и белые плащи, сверкающие кирасы и украшенные перьями шлемы-луковицы. В руках у них сверкали длинные прямые мечи, а один из скакавших впереди распустил по ветру разделённое на прямоугольники с рисунками жёлто-белое знамя.

Не увидел Юра, как воспользовавшийся начавшийся суматохой Володя со всех ног бросился бежать. Поднырнув под занесённым для удара бандитским мечом, он побежал вдоль частокола обратно к башне, нырнув в удачно подвернувшийся по пути проход. Не увидел Юра и того, как согбенная под тяжестью лет горбоносая старушенция — вылитая баба-яга, толкнула Надю себе за спину, набросив ей на плечи ветхую шаль, знаками велев присесть. Юре казалось, что он летит — в действительности же бандиты успели основательно избить его, прежде чем он без сознания упал на землю.

Ворвавшихся в деревню всадников было как бы не в три раза меньше, чем грабивших её бандитов. Но не отягощённые ни спиртным, ни добычей, послушные дисциплине «жёлто-белые» прошли деревню из конца в конец, почти не встречая сопротивления. Спешились, разбившись на заранее составленные тройки и звенья, прочесали деревню ещё раз — дворы, дома, сараи. Звенели мечи, тренькали тетивы арбалетов, слышались вскрики и вопли, короткое хеканье. «Жёлто-белые» истребляли бандитов с той холодной, равнодушной жестокостью, с какой домохозяйки истребляют тараканов, а гордые своим правом правительственные войска — пойманных на месте преступления отморозков.

Упавшая на землю Анечка не поверила глазам, увидев перед собой прекрасного юного рыцаря.

Долгополый жёлтый кафтан и длинный белый плащ, кое-где запачканный красным. Сверкающая стальная кираса и шлем-луковица с усечённой верхушкой — словно у русских богатырей на картинках. Над шлемом колыхались в воздухе три длинных чёрно-серых пера. Треугольный щит, разбитый на четыре — два белых и два жёлтых, квадратика. В белых два копья нацелились на зелёную звезду с десятью лучами. В жёлтых три алых пера составили наклонённое птичье крыло. Великолепный, серый в яблоках, конь, накрытый спускающейся до земли жёлто-белой попоной. В правой руке — длинный прямой меч, опущенный остриём вниз. Юное, совсем ещё мальчишеское лицо…

Рядом с рыцарем, на укрытом попоной великолепном тёмно-коричневом коне сидел весёлый морщинистый дедок в шлеме и кирасе, с глубоким ветвистым шрамом через всю физиономию, с короткой пегой бородкой и великолепными, аж до плеч, перевитыми алой ленточкой чёрно-серыми усами. За спиной дедка гарцевали ещё какие-то всадники. Один из них развернул на специальной распорке разделённое на квадратики жёлто-белое знамя.