— Да, пожалуйста, вы к кому?

— Я бы хотела передать… вот, цветы и еще… я бы хотелапрочитать оду…

— Оду? — переспросила я.

— Да, я написала оду и посвятила ее великому певцу…

— Хорошо, только извините, если мы примем вас накухне… — залепетала я.

— Это неважно! Но вы обещаете отдать мою оду господинуПотоцкому?

— Конечно! Проходите, пожалуйста! Матильда,Митя! — позвала я. Одной мне слушать оду, даже в честь дедушки, нехотелось.

— А вы кто? — спросила женщина.

— Я? Внучка. А вот это мои друзья. Познакомьтесь, этоМатильда, Митя, а это…

— Ангелина.

— Очень приятно.

Ангелина уселась за стол.

— Может, вы хотите чаю или кофе? — спросила я.

— Нет, мне не до чаю! Это самый верный способ отвлечьчеловека.

— Отвлечь? — не поняла я.

— Какой чай, когда предстоит творческий процесс?

Час от часу не легче! Или она еще только собирается писатьоду на наших глазах? Я промолчала. Ангелина полезла в сумку и вытащила оттудакрасивый кожаный бювар.

— Вот моя ода! Прочитайте вслух, а потом положите этона рояль. Пусть когда он приедет, то сразу увидит…

Я послушно раскрыла бювар. В него был вложен лист плотнойшелковистой бумаги, на котором каллиграфическим почерком были выведены стихи,окруженные еще и виньетками. Красота!

— Читайте, что же вы! — хриплым от волненияголосом потребовала Ангелина.

Вокальный гений, любимец природы! Тебе поклоняются всенароды! Тебе нет равных Средь прочих славных! Твой голос миру Ласкает слух Ввеликом теле Великий дух!

На последних словах Митька выскочил из комнаты, Матильдасидела открыв рот, а я с величайшим трудом сдерживала хохот. Вот это ода!Ангелина же светилась счастьем.

— Ну как? — гордо осведомилась она.

— Замечательно! — откашлявшись, проговорила я.

— Вам тоже кажется, что это удача?

— Безусловно!

— И обратите внимание, какие чистые рифмы! Может, и неочень оригинальные, но безупречные!

— Неужто это вы сами написали? — с серьезной минойспросила Мотька.

— Разумеется! Эти стихи пришли во сне!

— И часто это с вами бывает? — поинтересоваласьМотька.

— Увы, не часто! Но третьего дня я увидела потелевизору запись с концерта в Будапеште и была так взволнована… А ночью пришлистихи!

— Может, вы сами что-нибудь прочтете? — предложилаМотька, а я за спиной Ангелины показала ей кулак.

— С удовольствием!

Тут на кухню вернулся Митя.

— Извините меня, — с изысканной вежливостьюобратился он к Ангелине. — У меня кашель, и я боялся помешать…

— Ничего страшного. Так вот, это четверостишиепосвящено вашему деду:

Высокий, стройный и красивый,

Своим талантищем счастливый,

На сцене ты царишь, как бог,

И все мы ниц у твоих ног!

Да, повезло деду! Представив выражение его лица при чтениитаких стихов, я чуть не рассмеялась.

— Восторг! — прочувственно сказала Матильда.

— Вам правда нравится? Тогда у меня есть еще:

В пустоте обычных буден

Слышу голос твой в волнах.

Никакой мне труд не труден,

Если ты со мною, ах!

Тут уж я не выдержала, отвернулась и бочком, бочкомвыкатилась из кухни. Пусть Мотька с Митькой сами отдуваются, а я больше немогу. Отсмеявшись, я вернулась на кухню. И услыхала.

— Вы на меня не обидитесь? — осторожно спросилМитя. — Но я не очень понял: почему голос в волнах? Он что, тонет?

— Но это же совершенно ясно — в волнах радио!

— Ой, а я не сообразил!

Матильда сидела у стеночки, и, чтобы выйти из-за стола, ейпонадобилось бы побеспокоить Ангелину. А та, похоже, прочно засела. Пусть себесидит, только бы стихов больше не читала!

— А вот послушайте еще!

— Простите великодушно! — начал Митя. — Но ненадо много стихов. В массе они хуже воспринимаются.

— Пожалуй, вы правы!

И тут раздался звонок в дверь, громкий, настойчивый! Ябросилась открывать. За дверью никого не было, только стояли две большущиесумки.

— Митя! — позвала я.

Он тут же примчался.

— Что это?

— Не знаю, тут нет никого! Позвонили и оставили! Авдруг тут бомба?

— Да, лучше не трогать!

— А что же делать?

— Ребятки, что здесь у вас? — подоспела тетя Липа.

— Вот, кто-то принес… — растерянно доложила я.

Тетя Липа вышла на площадку, оглядела сумки и вдругвсплеснула руками.

— Господи! Не может быть! — и она собраласьоткрыть одну из сумок.

— Нет, тетя Липа, не надо! — завопила я. — Авдруг там бомба?

— Да какая бомба? — отмахнулась от меня тетяЛипа. — Вон видишь, шарфик Игорь Васильича торчит!

И тетя Липа рванула «молнию». Из туго набитой сумкивывалились дедовы шмотки. Тогда я быстро открыла вторую сумку — она была полнакаких-то папок, а сверху лежала широкая бумажная лента, на которой крупнымикрасивыми буквами было выведено:

ПРОПАДИТЕ ВЫ ПРОПАДОМ!

Ах, как ликовала тетя Липа! Она тщательно проверила, все лина месте.

— Кажется, все. И портрет, и рисунки, и скульптурка,все тут. Слава тебе, господи!

Мотька прыгала от радости.

— Тетя Липочка, это был правильный ход — рассказыватьвсем подряд про кражу и про милицию! Ура!

Зазвонил телефон. Я подошла. Мама.

— Аська, мне тут сказали, что нас кто-то обокрал? Чтоэто значит?

— Чепуха, мамуля! Слухи! Никто нас не обокрал!

— Ты уверена?

— Конечно!

— Вот люди! Чего только не выдумают! Ладно, целую! Да,дед не звонил?

— Звонил, и от папы телеграмма пришла, он ещезадерживается.

— Я знаю. Что дед сказал?

— Возможно, дней через десять на недельку приедет, всемпривет передавал!

— Отлично! Все, Аська, я бегу! Пока!

На шум из кухни вышла застеснявшаяся вдруг Ангелина.