— Это что за мурзилки? — спросила бабушка.

— Какие мурзилки? — недовольно сказал Миша. — Это мы с тобой в школу идем. Первого сентября. Вот я, а вот ты.

— А что это за большая желтая нога? — спросила Катя.

Миша возмутился:

— Это совсем не нога! Это дорога. Бульвар.

— А почему у этого человечка в руке чемодан?

— Это не чемодан! Это портфель. Это я несу портфель.

Бабушка посмотрела на Катю и сделала ей знак глазами, чтобы она не смеялась.

Катя перевернула страницу альбома:

— Вот это получилось прямо замечательно! Смотри, бабушка, это Мишин класс. Особенно хорошо окна нарисованы.

Бабушка посмотрела и одобрительно кивнула головой:

— Хорошо, Мишенька, очень хорошо!

В альбоме, вдоль всей страницы, были нарисованы густо заштрихованные черным карандашом треугольники парт. За партами торчали какие-то не то человечки, не то зверьки с острыми мордочками. А перед ними стояло странное, тоже треугольное, существо с острым носом, в черной юбке и в синей кофте колоколом. Странное существо писало на доске своей единственной рукой, похожей на палку, такие же длинные палки, только загнутые книзу.

— Это что за чучело? — спросила Катя. — И почему у него только одна рука?

— Сама ты чучело! — крикнул плачущим голосом Миша. — Это Наталья Петровна, наша учительница. Другой руки тут не видно. — И, подумав, Миша грустно добавил: — У меня люди еще не очень хорошо получаются…

— Ничего, Мишенька, научишься рисовать и людей, — подбодрила его бабушка. — А пока ставь на стол тарелки. Я суп несу.

Кате казалось, что ей совсем не хочется есть. Но когда бабушка положила ей на тарелку пару румяных, политых сметаной блинчиков с творогом, она почувствовала, что здорово проголодалась и что все на свете не так уж плохо.

* * *

В этот день Катя так и не решилась рассказать дома о том, что произошло в школе. Даже маме она не сказала ни слова.

«Надо сначала поговорить с девочками, — думала она. — Скорей бы уж настало утро».

Но на другое утро ей почему-то, против обыкновения, не хотелось идти в школу. Она даже пощупала голову и посмотрела в зеркало на свой язык. Но язык был красный, а лоб холодный. Вообще, как назло, ничего не болело. Так всегда бывает. Вот если бы Таня принесла билеты в кино или в детский театр, тогда бы уж, конечно, язык был белый, а лоб горячий.

Тяжело вздыхая, Катя оделась и медленно пошла в школу.

«Надо поторопиться, — подгоняла она себя, — а то не успею поговорить до урока с девочками».

А ноги сами замедляли шаг. Она пришла в школу минуты за две до звонка. Молча вошла в класс, села на свое место и стала деловито укладывать в парту книжки и тетрадки.

Кто-то дернул ее за рукав:

— Катя, Катя!

Она неохотно оглянулась. Ира Ладыгина, приподнявшись, громко шептала ей на ухо:

— Слушай, что я тебе скажу. Только это пока секрет…

— И от Наташи? — спросила Катя.

— Ну, пускай Наташа тоже слушает. Только больше никому не говорите. Анна Сергеевна, оказывается, учит еще и мальчишек в мальчишечьей школе.

— Что ж в этом такого? — спросила Катя.

А Наташа сочувственно покачала головой:

— Бедная! Трудно, наверно, с мальчишками.

— Вот еще — «бедная»! — усмехнулась Ира. — Это мальчишки бедные. Вы знаете, какая она? Строгая — ужас! Как начнет гонять по всему учебнику и двойками сыпать, только держись!

— А ты откуда знаешь? — спросила Катя.

Ира мотнула головой:

— Да ведь мой братишка как раз в этой самой школе учится.

— У Анны Сергеевны? — спросили вместе Катя и Наташа.

— Нет, не у нее, но он ее все равно знает. Ее там все мальчишки боятся. А как ты ее вчера здорово отбрила! Только смотри теперь держись — она к тебе придираться станет.

— Глупости, — сказала Катя. — Чего ей ко мне придираться?

— А за вчерашнее?

Катя передернула плечами и молча стала рыться в пенале, отыскивая свежее перышко.

На этом уроке Анна Сергеевна еще крепче взяла в руки весь класс. Опять было по рядам пробежал шумок, но Анна Сергеевна сказала еще строже, чем вчера:

— Имейте в виду: сколько времени у нас пропадет зря, ровно столько же нам придется отработать после уроков. Иначе мы не успеем пройти все, что нам нужно. Я слежу по часам.

Катя подняла крышку парты, чтобы убрать пенал, и нечаянно выпустила ее из рук. Крышка хлопнула с таким стуком, что все обернулись.

— Снегирева! — громко, на весь класс, сказала Анна Сергеевна.

Катя встала.

— Простите, Анна Сергеевна, — проговорила она, — это я нечаянно…

«Может быть, заодно извиниться и за вчерашнее?» — мелькнуло у нее в голове. Но в эту минуту Анна Сергеевна посмотрела на нее, сдвинув брови, и сухо сказала:

— Предупреждаю тебя, Снегирева. Если ты не будешь вести себя как следует, мне придется вызвать твою маму.

Катя вспыхнула и села на место. Извиняться она уже не стала.

Все с удивлением и сочувствием взглянули на Катю. Ее маму никогда еще не вызывали в школу.

Аня так и повернулась к ней, будто на пружинах.

— Ой, Катя! — сказала она шепотом и приложила руки к щекам. — Как несправедливо!

А Ира Ладыгина зашипела за спиной у Кати:

— Я ж тебе говорила, я ж тебе говорила!

Катя наклонила голову и ничего не ответила — ни Ане, ни Ире.

В этот день все еще раз убедились в том, что новая учительница не бросает слов на ветер. Когда после уроков все начали собирать книжки, Анна Сергеевна сказала:

— Мы по вашей вине потеряли сегодня пятнадцать минут. И ровно пятнадцать минут вы будете решать примеры по арифметике.

Девочки удивленно поглядывали то друг на друга, то на учительницу. Послышался какой-то недовольный, невнятный ропот.

— Что, проголодались, устали? — спросила Анна Сергеевна. — Я тоже устала и не прочь была бы отдохнуть. Ведь я работаю еще в одной школе. Во второй смене. Но сейчас я должна заниматься с вами. Надо же наверстать потерянное время.

И, даже не взглянув на тех, кто жаловался и охал, Анна Сергеевна принялась диктовать примеры.

Ровно через пятнадцать минут учительница поднялась с места и сказала:

— До свиданья, девочки. Алиева, ты, кажется, староста? Последи, чтобы все тихонько собрали книги и разошлись по домам быстро и без шума.

Анна Сергеевна вышла из класса, а девочки сразу зашумели, заговорили наперебой: