До недавнего времени дела у «Московской саванны» шли прекрасно, но летом 1927 года власти так подняли налоги на частную торговлю, что содержать лавку стало невыгодно, и Элькин опасался, что ему придется закрыть магазин.

Клим вошел в маленькую комнату, заваленную справочниками, чертежами и всевозможными устройствами.

– Это черт знает что! – воскликнул Элькин, снимая с головы самодельные наушники. – Вы слушаете радио Коминтерна? Они нарочно делают из населения нервных больных и запугивают его вредителями и саботажниками, которые продадут нас всех в рабство.

– Не переживайте! – примирительно сказал Клим. – Умные люди понимают, что это только пропаганда.

– Да в том-то и дело, что эти негодяи натравливают босяков на образованных людей! Это государственная политика: объявить рабочих «авангардом» и «гегемоном» и поставить их выше любого спеца. Вы почитайте газеты – это гражданская война в чистом виде, только раньше у нас воевали красные с белыми, а теперь невежды с умниками.

Элькин схватил со стола журнал и сунул его Климу.

– Вот, полюбуйтесь! «Как простой машинист Чесноков разоблачил специалиста». Или вот еще: «Подлость инженера Госрыбтреста». Они оплевывают всех, у кого имеется высшее образование – ведь мы учились при царе и потому являемся классово чуждыми элементами. Эти социал-дарвинисты решили, что сын потомственного алкоголика и темной деревенской бабы – более качественный материал, чем сын потомственных ученых.

Элькин нахохлился и стал походить на большую растрепанную птицу.

– Вы мне посылку принесли? Хоть какая-то радость!

Он начал копаться в книжках и вскоре позабыл обо всех невзгодах.

– Вот ведь хитрые – до чего додумались! – восхищался он, листая толстый справочник по коррозии металлов. – Ну молодцы!

– Вы знаете шведский? – удивился Клим.

– Да он не сложный! Если знаешь три-четыре европейских языка, то остальное и так понимаешь. Тем более, когда дело касается науки.

Элькин сказал Климу, что его книги пойдут в Госиздат: там их переведут и напечатают в обход бухгалтерии – на бумаге, предназначенной для партийной литературы.

– Издателям сверху спускают разнарядку: выпустить столько-то наименований профсоюзных сборников или учебников по научному марксизму. Только их все равно никто не берет – хоть тресни. А с другой стороны, власти требуют, чтобы издательства приносили прибыль – вот им и приходится выкручиваться и тайком печатать полезную техническую литературу. Так что в отчетности мы пишем одно, а на самом деле происходит совсем другое.

– А шведы знают о том, что их книги будут переведены на русский язык? – спросил Клим.

Элькин с усмешкой посмотрел на него.

– Голубчик, вы до сих пор не поняли, где оказались? Совдепия – это царство обмана. Большевики сами обманулись в своей теории, но упорно натягивают ее на реальность – иначе им придется отказаться от власти, что недопустимо. Дуракам объяснили, что так и надо, а умных объявили врагами и саботажниками. Тут все держится на лжи и подлоге, и каким бы чистоплюем вы ни были, вы тут не выживете, если не начнете врать и нарушать законы. Полюбуйтесь на меня: если я не буду мухлевать, я сразу же разорюсь!

Внезапно с улицы раздался пронзительный детский крик:

– Папа, спаси!

Клим бросился в коридор, распахнул дверь и выскочил на заснеженный темный двор. Там никого не было, только в дворницкой истошно лаяла запертая Укушу.

– Папа! – вновь заверещала Китти.

У дровяного сарая мелькнула тень: невысокий мужик в длиннополой шинели тянул за собой упирающуюся Китти. Нагнав их, Клим ударом в челюсть свалил похитителя в снег и подхватил Китти на руки.

– Ты цела?!

Она была в одном платье, даже без обуви.

К ним подбежала Капитолина.

– Этот мужик украл нашу детку! – крикнула она и принялась пинать барахтающегося в сугробе похитителя. Богатырка свалилась с его коротко остриженной башки; из разбитой губы обильно сочилась кровь.

– Чего вы сразу деретесь? – заныл тот бабьим голосом. – Сами спрашивали про китайскую шубу с драконами, а сами по морде бьете!

У Клима екнуло сердце. Он передал Китти Капитолине.

– Неси ее домой.

Схватив брыкающегося похитителя под локти, Клим втащил его в подъезд, освещенный тусклой лампочкой.

– Что тебе известно про китайскую шубу? – взволнованно спросил он. – Ты знаешь женщину, которой она принадлежала? Я отпущу тебя – только скажи правду!

Мужик затравленно смотрел на него и шмыгал носом.

– Чё ты на меня накинулся? Мне ребята на базаре сказали, что ты червонец даешь за сведения про китайскую шубу. Ее Нинка носила!

– Где она сейчас?!

– А черт ее знает! Ее буржуи забрали – которые напротив театра Корша живут.

– Как забрали?! Куда?

Но мужик словно не расслышал вопроса Клима.

– Платье у твоей девчонки красивое – у меня такое же в детстве было.

«Да ведь он сумасшедший!» – подумал Клим, глядя в бессмысленные глаза похитителя.

На площадку выбежал Элькин с топором в руках.

– Это кто? Грабитель? Я сейчас милицию вызову!

– Убью сволочь! – заорал мужик и, выхватив из кармана заточку, попытался ударить Клима.

Тот отскочил в сторону, и мужик стремглав вылетел на улицу. Догнать его не удалось.

4.

Клим вернулся к себе в квартиру – потрясенный, с оглушительно бьющимся сердцем.

Неужели он наткнулся на Нинин след? Все московские иностранцы знали, что в доме напротив театра Корша живет Оскар Рейх – американец, заработавший миллион на русской концессии. Клим несколько раз встречал его на официальных банкетах.

Из детской раздался голос Китти:

– Папа, ты где?

– Я здесь.

Что было бы, если бы он не услышал крик Китти? Сумасшедший мужик унес бы ее, а потом бросил где-нибудь на морозе.

Из большой комнаты вышла заплаканная Галя и в испуге уставилась на кровавые пятна на рубашке Клима.

– Ты что, дрался? С кем?

– Не имеет значения, – отмахнулся он. – Как посторонний смог пробраться в нашу квартиру?

Галя жалобно всхлипнула.

– Китти взяла открытку с товарищем Сталиным и пробила ему карандашом лоб… ну, чтобы повесить на елку. Я наказала ее и велела сидеть в коридоре и думать о своем поведении. Она там была одна – мы с Капитолиной накрывали на стол… Дверь, наверное, была не закрыта – ты же сам ее не захлопнул. Ну этот тип и зашел…

Клим с трудом сдерживался, чтобы снова не отчитать ее.

«Ох, Галя, Галя… Ты готова наказать ребенка из-за открытки! Откуда в тебе это дикарское желание молиться на священные предметы? Или ты просто отыгралась на Китти за свои собственные обиды?»