Андрей удивленно смотрел на захоронения. Текст на том, что был ближе к нему, — латинскими буквами. Почти без удивления и совсем без радости Якуб прочел: «Wojciech Kuszczyński. 1586–1650»

Какой парадокс: он так стремился найти этот склеп, а теперь совсем не радовался встрече. То, что еще несколько часов назад представлялось самым важным, отступило, ушло на второй план. Он верил, что склеп Кущинских принесет ему богатство — вернет положение, вернет Алисию. Чтобы найти этот склеп, он и приехал в Россию, в Смоленск. И вот нашел! Конечно, он осмотрит здесь все и, может быть, действительно обнаружит клад.

Но теперь богатство уже не казалось ему таким желанным. Больше всего он в эту минуту хотел спастись сам и спасти этого парня, беспомощного и, кажется, больного. Он, не задумываясь, предпочел бы выход из подземелья любому кладу. Да и бог с ним, с богатством. Не в опасности даже дело. Что-то такое он понял сегодня… Эта новая мысль еще не улеглась, она требовала обдумывания. Но она его уже не оставит, это он знал.

Пока радовало одно: если есть склеп, значит, и выход из него должен быть где-то поблизости. Но куда они пришли? Местность вокруг церкви Архангела Михаила Якуб хорошо помнил. Никаких склепов или развалин он там не видел.

К концу сентября стало ясно, что дела плохи. Император покинул Москву. Великая армия шла назад, в сторону Смоленска. Конечно, это могло быть одним из хитроумных маневров императора. О, император умел маневрировать, умел преподносить неприятелю сюрпризы. Но здесь, в Смоленске, все убеждало в обратном. Увы, это не маневр, это отступление.

Адам Заславский готовился возвращаться в Варшаву. По возвращении он решил оставить службу. Надеялся приобрести земельные владения в Мазовии, недалеко от Варшавы, и поселиться в своем имении. Средства для этого имелись достаточные. За трудный месяц в Смоленске его мысли о дальнейшем сильно переменились. Если победа невозможна, пусть будет богатство. Если не возрождение Польши в границах XVI века, пусть хотя бы возрождение рода Заславских, знатного, а теперь и богатого.

Тяжелая испанская кампания и поход на западные русские земли, от Немана до Днепра, не слишком обогатили Адама Заславского. Он, потомок благородной фамилии, не позволял себе мародерствовать, открыто грабить местное население. В Смоленске все было иначе. Эти люди, бросившие свои дома и вещи, бежавшие налегке за своей отступающей армией, не дорожили собственностью, имуществом.

Оставив в домах ценные предметы и даже драгоценности, на что они рассчитывали? Из пустых особняков шляхтич Адам Заславский не стеснялся забирать, вероятно, не столь нужные хозяевам серебряные подсвечники, золотые украшения, ожерелья из драгоценных камней. Драгоценные металлы случалось находить и на пожарищах: многие оставшиеся в городе смоляне сгорели в своих домах. Особую ценность, конечно, представляла церковная утварь. Восточная церковь, по мнению Адама, отличалась излишней пышностью: много золота, серебра, много драгоценных камней. Сейчас это пристрастие русских к красивому убранству оказалось полезным для солдат Великой армии.

Конечно, Адам Заславский никогда не позволил бы себе вынести утварь из костела. Но здешняя вера была ему чужда. Христос и Богоматерь, которым он истово поклонялся, на православных иконах не были для него святынями. Чужие. Воспринимать местные церкви как священное место он не мог. Так относились к русской церкви все в Великой армии. Адам вспомнил, как однажды он отругал своих солдат, когда они для смеха заставили дрожащих от страха смоленских мещан готовить обед на костре из икон. Адам не одобрял эти нарочитые издевательства, тем более что дров здесь вполне достаточно — кругом леса. Но забрать золотую, украшенную драгоценными камнями вещицу из церкви он не стеснялся. Для него это была именно вещица, и ничего больше.

Теперь, к концу сентября, у него собралась уже немалая коллекция драгоценных предметов. Адам старался подбирать вещи из дорогих металлов, но не слишком объемные. Так, правда, не всегда получалось: резной серебряный оклад или золотая чаша привлекали не только доступностью, но и красотой.

Дубовый, кованный железными обручами сундук, который он тоже нашел в одном из брошенных домов еще в начале сентября, быстро заполнился до самого верха. Такие сундуки он видел и у других офицеров, и даже у солдат. «Вывозить придется обозом», — думал Адам. — Если получится. Если наладятся дела».

А как они наладятся? Лошади мерли от голода и болезней. Еду для себя оставленные в Смоленске части тоже находили с трудом. Из основных частей Великой армии вести доносились нерадостные.

Второй, а может, и первой заботой Заславского здесь, в разрушенном Смоленске, стало приведение в порядок склепа Кущинских. Склеп оказался интересный. Небольшое надземное строение с крестом было лишь вершиной, подземная часть в размерах превосходила его многократно.

Чем дольше Адам изучал склеп, тем более дивился сложности его архитектуры. Когда он сумел разобрать завал возле обрушенного ядрами входа и проникнуть внутрь, оказалось, что коридорчик, который вел в склеп, тоже завален. Упавшая стена полностью закрыла его. Он освободил коридорчик. И надо же, оказалось, что этот коридор перегорожен сбоку более поздней кирпичной кладкой.

Адам проделал в кладке небольшую дыру и вышел в новый коридор. Подземный ход! Склеп был встроен в галерею древних подземных переходов. Было очевидно, что переходы эти существовали задолго до самого склепа, он вписался в них случайно, вопреки первоначальному замыслу архитектора. По всей вероятности, это был тот самый подземный ход, который в XII веке соединил Свирскую церковь с монастырем Бориса и Глеба. Уже к XIV веку монастырь прекратил существование, одновременно потерял смысл и подземный ход. Спустя еще два столетия строители склепа случайно вышли в заброшенный подземный коридор и решили использовать его для своих нужд.

Из подземного захоронения вниз вела еще одна лестница. Склеп оказался трехэтажным. Спустившись до самого дна, Адам обнаружил еще одно небольшое помещение. Там тоже лежали предки Кущинских.

Сложная архитектура склепа поначалу весьма его занимала. Он попытался изучить подземный ход, благо, время имелось, и вышел в церковный подвал. Ход вел к церкви Михаила Архангела, ныне пребывающей в плачевном состоянии — побитой ядрами, разграбленной. В другую сторону он до конца не дошел: коридор был слишком длинный, извилистый, узкий, идти было опасно. Да и зачем? Для Адама было очевидно, что он вел к давно не существующему монастырю Бориса и Глеба, а может, и к княжескому дворцу, тоже исчезнувшему. В сущности, подземный ход давно уже никуда не мог привести. Теперь он был просто частью склепа, частью подземного захоронения Кущинских.

Адам решил устроить в склепе тайник. Позаимствованные в частных домах, на развалинах и особенно в церквах сокровища перестали вмещаться в объемистый сундук. Заславский завел второй. Драгоценности он перебрал, разложил на две кучки. В один сундук сложил вещи не слишком объемные, нетяжелые, но очень дорогие: драгоценные камни, золотые серьги, ожерелья. В другой — преимущественно тяжелые серебряные оклады, чаши для причастия, кресты, снятые с церковных стен. С собой он возьмет маленький сундук. Тяжелые и объемные предметы Адам решил спрятать в склепе Кущинских.