— Вы поставите ее в номер, не читая, — продолжал я. — Более того — вы попросите цензора завизировать разрешение на публикацию, ссылаясь на то, что автор рукописи ваш старый фронтовой товарищ, преданный делу партии человек. Цензор ее подмахнет, потому что вы обещали путевку в Пицунду его больной жене. Публикация повести «Большие пожары» обернется скандалом. Вас вызовут в отдел печати ЦК, устроят выволочку. Хорошо хоть не снимут, но строгача влепят.

Главный редактор «Грядущего века» сначала слушал меня с ухмылкой, но вскоре улыбка сползла с его лица.

— Ну, допустим, болтун Ребров проговорился вам насчет своей рукописи, — проговорил он, — хотя утверждал, что о ней не знает ни одна живая душа, но откуда вам известно, что цензор попросил меня достать путевку для своей жены?..

— Это такая уж страшная тайна? — ухмыльнулся я.

Мизин покраснел, потом побледнел.

— Мы с ним говорили об этом всего полчаса назад!

— А я ведь еще во время нашей первой встречи говорил вам, Станислав Мелентьевич, что мы можем оказаться друг другу полезны.

Глава 14

— Я не знаю, кто вы, молодой человек, ваши анкетные данные мне ничего не говорят, не знаю — какую игру вы затеяли, — задумчиво проговорил главред, — но если вы так глубоко осведомлены в некоторых делах, то скажу вам прямо… Я возьму вас на работу. Не примите это за слабость, что я поддался на шантаж. У нас хоть и госучреждение, а законы в этой всей писательской кухне, как на загнивающем Западе. Иногда и по головам приходится идти. Одному не выжить… Если вы действительно окажетесь мне полезны, то, возможно, далеко пойдете.

— А как же талант? — улыбнулся я.

— Талант писателю нужен, безусловно, но и без него можно неплохо устроиться. Популярный писатель — это не тот, кто талантлив, а тот, чьи книги издают. Вы же понимаете, о чем я?

— Соглашусь с вами и с этой вашей правдой жизни… Но все-таки я за талантливых. Не могу считать пока себя таковым, у меня нет значимых работ. Но, поверьте, я быстро учусь.

— Насчет вашего таланта — не знаю, но, по крайней мере, в уме и сообразительности вам не откажешь, — проговорил Мизин. — Хотел бы я взглянуть на ваши рассказы…

— Завтра принесу, — пообещал я.

— Ну что ж, ступайте пока, оформляйтесь, а я подумаю, как использовать ваши таланты.

Он красноречиво выделил интонацией последнее слово. Мы выпили еще по рюмочке, и я отправился в отдел кадров. Там с некоторым подозрением взглянули на мои сияющие глаза, но ничего не сказали. Я был принят на работу в журнал «Грядущий век», литературным сотрудником с окладом в сто рублей, не считая прогрессивки и тринадцатой зарплаты. Не густо, но начало моей писательской карьеры положено. Ура!

Дальше начнутся публикации, и тогда и с деньгами проблем не будет. Особенно — если у меня хватит ума остаться холостяком. Что-то уж больно густо пошли женщины в моей жизни. Оно и понятно, большинство видных парней в моем возрасте уже, как это говорят, «разобраны». В СССР браки заключались рано. Вообще в Союзе всему было отведено свое время. Отлаженная схема школа — вуз — работа — свадьба — дети работала почти безотказно, предоставляя молодым людям четкую последовательность событий в жизни. За будущее не принято было переживать. Да и поводов не было…

Получив удостоверение сотрудника журнала и постоянный пропуск в здание, я почувствовал себя полноправным гражданином Советского Союза, хотя и раньше мне никто в этом не отказывал. Наверное, потому, что человек в нашей стране не должен быть безработным, даже если является оным на вполне законных основаниях и всего несколько дней. Было всё-таки в этом статусе ощущение какой-то неправильности в глазах окружающих, которое будто бы по воздуху передалось и мне. Как бы то ни было, завтра я должен явиться к девяти часам в редакцию. А пока можно было повидать Ларису и забрать распечатки своих рассказов да изгнать из буйной моей головы пикантный утренний образ кузины.

Эх… Хорошо все-таки жить.

Столь игривые мысли были вызваны употребленным коньячком и вообще — хорошим настроением. Я не забыл заскочить по дороге в «Кулинарию» и купить торт. Кроме рыбы, Пименова любит сладкое — это я тоже помню.

Когда смеркалось, я вошел в подъезд нужного мне дома и позвонил в дверь квартиры двести семь. Хозяйка открыла мне сразу. Ждала. И наряд на ней был не в пример прежнему — куда презентабельнее. Я, признаться, и не помнил у нее мини-юбки из красной в черную клетку шотландки и такой обтягивающей белой блузки. Поразительно, но Лариса словно предчувствовала, в каком именно образе следует предстать передо мною сегодня.

Тортику она обрадовалась не меньше, чем мне самому. Сразу в прихожей отняла его у меня и унесла, позволив полюбоваться, как сверкают ее бедра под подолом мини. С кухни доносились влекущие ароматы, а я пребывал в тупике. С чего начать — с ужина или…? И, подумав, решил, что лучше все-таки сначала поесть, затем — пообщаться на отвлеченные темы, и уж потом… Хозяйку мою такая программа тоже, видимо, устраивала. Во всяком случае, она накрывала на стол.

Жареная картошка с мясом оказалась превосходной, а еще маринованные грузди и прочие соленья, ну и немного водочки. Тем более, что пока я добирался в это гнездышко по выстуженному городу, коньячные пары из моей головы повыветрились. Однако и водочкой я не злоупотреблял. Это же не с друзьями-приятелями литературные дела обсуждать… Там ста граммами вообще не отделаешься… А здесь более пятидесяти нельзя. Лариса тоже пригубила чуть-чуть, для куража.

После ужина, дабы приятно потянуть время, хозяйка показала мне мои рассказы, распечатанные в трех экземплярах. Напечатано замечательно, ровно, чисто, с полуторным интервалом, без ошибок и опечаток — хоть сейчас в журнал. Знаки препинания тоже расставлены как надо. Можно было не сомневаться. Однако влетело мне это в тридцатник. Хорошо, что рассказы небольшие, а то я совсем бы остался ни с чем. Нет, теперь буду печатать сам, на работе. А с первого гонорара куплю все-таки себе пишущую машинку.

Сначала дело, а потом — веселье, так говорили герои Стивенсона. Покончив с делами, мы перешли к этому самому «веселью». Лариса накинулась на меня как голодная тигрица. Сравнение заезженное, но в данном случае оно точно отражало суть происходящего.

Девушка успокоилась, только утолив свой