— Нет, молодой человек, — вмешался Марк Гаврилович, — вы нам что предлагаете, поверить в безысходность спора? А души, позвольте спросить, куда?

— Да, — присоединился Иван Иванович, — через несколько миллиардов лет Солнце превратится в красный гигант, Земля сгорит, а мы? Ладно мы, нас ты придумал, твоя-то собственная душа куда?

— Этого я не знаю, и вообще, я вам не ликбез и не церковный кружок!

— Хорошо, допустим, молодой человек, вы правы. Допустим, есть связь между дуальными понятиями, и, допустим, добро взаимосвязано со злом. Но количество? Количество добра должно соответствовать размерам или другому соотношению зла, а люди, творящие добро, создают не что иное, как пустоту.

— Природа не любит пустоты, сынок, — погрозил пальцем депутат. — Не любит. Перпетуум-мобиле сегодня не актуален, философский камень никто не ищет. Что на это скажешь?

— Я при жизни таких не встречал.

— И напрасно, — Марк Гаврилович наставительно вознес палец. — Был у нас в школе сторож. Добрейший души человек — золото.

— Чем же он прославился? — спросил Иван Иванович.

— А денег не брал. Радикально так. Не брал и все, сколько его ни просили.

— Так это дуралей! — обрадовался Иван Иванович.

— Как бы не так. Видели бы вы, как он в шахматы сражался. Ух, — Марк Гаврилович взмахнул рукой, — ну вылитый Капабланка.

— Одно другому не мешает, — посетовал Иван Иванович, — если это паранойя, так он запросто мог в мастера выбиться. Ну, а шизофрению и невооруженным глазом видать…

— Простите, товарищ депутат, — обратился Сурков, — а вы-то почем знаете?

— Знаю, — Иван Иванович изобразил гордый вид, — почти год носил шляпу химзащиты. Пока вы тут спокойно прохлаждались, бдил, так сказать.

— Что же происходит с душой, если она заражается?

— Болеет.

— А вылечить-то ее можно? — нетерпеливо спросил Сурков.

— Вам не кажется, коллеги, что вы отвлекаетесь? — напомнил о себе Марк Гаврилович.

— Помолчите, педагог, — бестактно прервал его Сурков. — Так, как душу вылечить?

— А чего это ты, сынок, разволновался? Ну-ка, покажи язык! — депутат заглянул Суркову в рот и разочарованно покачал головой. — Нет. У тебя даже «белки» нет.

— Да нет. Я не про себя. Девушка моя в Аду заразилась.

— А-а, — протянул Иван Иванович, — ты ей теперь не поможешь. Наверняка она уже в теле по поверхности носится.

— Это еще зачем?

— В Аду грешников не лечат. Кто будет антишизофрин, параноидол и обездушивающее переводить? Ну если только черт. Ну если только продвинутый.

— А обычные грешники?

— Я же тебе сказал: в тело — и на поверхность. Там, Сурков, по-прежнему есть больницы и работают врачи. Или ты настаиваешь, что мы не жили? А, Сурков?

* * *

Обещания дуры обязательно сбудутся. Сурков должен был об этом помнить, и ему казалось вдвойне обидным отдавать заработанные баллы депутату и делиться с бесцеремонной Галей. Вкушать ЛБ Сурков не стремился, его дегустационная карта не могла попасть в пробовательную, но проданным ЛБ можно было пополнить счет. А при накоплении определенного количества очков заявить о сдаче на вид или даже на удостоверение. А там… Там можно выяснить, почему он, Сурков, скорее мертв, чем жив, или хотя бы попытаться это сделать.

Сурков извлек из аппарата голубую карту и с сожалением прочел текущий остаток:

— Практически все сначала.

— А я тебя предупреждала, — укоризненно промычала Галя.

Несмотря на усердие, она не могла скрыть своего возбуждения.

— Помню, — неохотно ответил Сурков.

— Будешь в следующий раз знать!

— Буду. У тебя-то много очков? Когда шляпу снимешь?

— Еще не скоро.

— А ЛБ много заказала?

Галя пожала плечами, давая понять, что все относительно.

— Хоть по полной программе?

— Сурков, да какая тебе разница?

— Никакой, но если от этого тебя не проколбасит, я расстроюсь.

— С какой стати?

— Как с какой? Мои ведь очки!

— Ох, и скупердяи же вы, мужики. И кстати, молиться теперь придется.

— Я это уже понял, — разочарованно выдохнул Сурков.

— Давай пока разучим «Господи, спаси», «Отче наш» и «Боже, царя храни».

— Боже, Суркова храни, — басом запел Сурков.

— Клоун, — констатировала Галя.

— Просто дурик. Скажи, Галь, а почему надо Господа славить? Почему нельзя славить, скажем, Суркова?

— Славь, кто же тебе мешает? Только очки за это не идут.

— А если тебя?

— Не думай, что я поделюсь своими очками за фальшивый, льстивый куплетик.

— Галь, скажи, неужели Всевышний не видит того, что даже тебе очевидно.

— Что значит — даже тебе? Ты меня за дуру принимаешь?

— Нет, что ты! Просто это очевидный факт, я подумал…

— Дурак ты, ваше благородие. Очевидный факт, что ЛБ безгранична и бесплатна. А псалмы ты поешь, потому что входишь с Богом в договорные отношения.

— И чем больше пою, тем больше получаю ЛБ?

— Да, это как на Земле, чтобы порядка было больше.

— Скажи, Галь, а это правда, что в Раю был ужасный бардак?

— Еще какой. Я в самый последний момент сюда попала, но и мне хватило по полной программе.

— А ты ЛБ пробовала?

— Конечно.

— И как тебе?

— Это кайф.

— Неужели настолько?

— Сурков, ты когда-нибудь занимался сексом в спортивном самолете, выполняя мертвую петлю?

— Нет, но я догадался, как ты сюда попала.

— ЛБ — это еще круче.

— Хорошо, что ты мне не дала попробовать.

— Почему?

— Убежден, я бы уже не спрыгнул.

— Ерунда. ЛБ — это хорошо, никакой ломки, никакой передозировки, просто с ней в кайф.

— А без нее?

— А без нее — не в кайф.

Сурков увидел метнувшуюся наискосок тень, и в следующую секунду Галя полетела через него. Облака пару раз перевернулись вокруг, кто-то торопливо стал извиняться:

— Простите, простите, очень спешу.

— Куда ты несешься, как угорелый? — возмущалась Галя. — Ты же нас мог на атомы разложить.

— Очень извиняюсь. Очень. Я тороплюсь.

— Попадется тебе РАИшник, будешь знать.