него напрочь. С первых минут после авиакатастрофы, когда юноша выпрыгнул из самолета, закурил сигарету и беспечно бросил фразу: «Нам крышка!» — он вел себя так, словно борьба за жизнь не заслуживала никаких усилий с его стороны. Бобби и раньше слыл лентяем (за что получил кличку Жиртрест), но в горах праздность сродни самоубийству. Если бы на него махнули рукой, он бы очень скоро погиб. Юноша не работал, а лишь грелся на солнце и начинал топить снег только по принуждению. Все остальное время он сидел и растирал сильно обмороженные после схода лавины ноги. Ночью, если с него сползало одеяло, он даже не утруждал себя тем, чтобы нормально укрыться, — это делал сосед. Даниэлю Фернандесу приходилось массировать Бобби ноги, чтобы у того не началась гангрена.

Безразличие Франсуа не на шутку разозлило кузенов Штраух, и они пригрозили, что не будут его кормить, пока он не займется делом. В ответ Бобби пожал плечами, устремил на них выразительный взгляд больших печальных глаз и сказал:

— Да, это справедливо.

В то утро Бобби, как обычно, почти не работал, и, когда в полдень началась раздача еды, он не взял свою тарелку и не присоединился к очереди. Парня словно не беспокоило, выживет он или умрет, и как будто устраивало, что окончательное решение за него примут другие. Порицатели не были к этому готовы, и их инициатива провалилась: Бобби все равно получил свою порцию.

Из старших и наиболее сильных спортсменов Эдуардо Штраух, как и Паррадо, снисходительно относился к тем, кто моложе и слабее его, то есть к Манхино, Франсуа и Мончо Сабелье. Мончо не получил серьезных увечий, но был одним из самых слабых и нервозных членов общины. Парень не раз проявлял себя с положительной стороны (Николич считал, что Мончо спас ему жизнь) и хотел доказать всем, что никому не уступает в храбрости и трудолюбии, но его физическая сила не выдержала конкуренции. Он присоединился к группе лодырей, которые сидели на солнышке, курили, болтали друг с другом и превращали снег в воду, пока остальные занимались самой тяжелой работой.

В эту же группу входил и Хавьер Метоль, страдавший высотной болезнью. Он много говорил, но через слово запинался и не мог толком закончить ни одного предложения. Все были моложе его по меньшей мере на десять лет и относились к старшему товарищу как к чудаку. Юноши стали называть Метоля глупышом, после того как он признался, что носил такое прозвище в детстве, и посмеивались, наблюдая за его неуклюжей походкой. Они разыгрывали Метоля, и тот охотно поддавался им, утрируя симптомы болезни. Хавьер понимал, что это забавляет ребят, а значит, помогает им отвлечься от горестных мыслей. Например, кто-то из парней притворялся, что никогда в жизни не пробовал сдобную булочку, и тогда Метоль пускался в пространное ее описание.

Стоило ему умолкнуть, появлялся второй мнимый невежда и спрашивал:

— Что это ты там рассказываешь, глупыш?

— Объясняю, что такое сдобная булочка.

— И что же это такое?

— Как, неужели и ты не знаешь? Ну это такая круглая штука, примерно вот такого размера…

И он снова во всех подробностях описывал незамысловатое кондитерское изделие, а когда заканчивал, к нему подходил третий шутник и заявлял, что тоже не пробовал столь экзотическое яство.

Метоль занимался главным образом тем, что счищал жир с кусков мяса и собирал в емкости для дальнейшего потребления в качестве слабительного. В его обязанности входила также заточка ножей. Точил он их друг о друга или о камни. Еще он изготовил из кусков пластмассы, найденных в кабине пилотов, солнцезащитные очки себе и Канессе. Ребята заметили, что в оправу своих очков он вставил лишь одно «стекло», и тогда впервые догадались, что Метоль слеп на один глаз.

Он утолял веселыми беседами душевную боль юных друзей. То же самое делал и Коче Инсиарте, которого все любили не меньше, чем Паррадо и Туркатти, однако эти двое вошли в состав экспедиции и держались особняком, а вот Коче понимал людские слабости, потому как и сам был слаб. Он выполнял кое-какую работу до тех пор, пока в рану на ноге не попала инфекция, после чего перестал что-либо делать. Коче не возражал против урезанного пайка — сырое мясо было ему отвратительно. Он не стремился вести неравный бой с силой обстоятельств и проводил дни, погрузившись в воспоминания о прежней жизни в Монтевидео. И хотя многих раздражало такое бездействие, никто особенно не сердился, потому что все считали Коче славным малым. Он был открытым и честным юношей: добрым, ласковым, любезным и остроумным. Невозможно было устоять перед его искренним и веселым взглядом, даже если взглядом этим он выпрашивал сигарету или ломтик мяса.

Панчо Дельгадо «паразитировал» не больше Инсиарте, но не отличался такой же открытостью, как Коче, и не был давним другом Фито Штрауха, зато обладал даром красноречия и обаянием, до той поры неплохо помогавшими ему в жизни. Супруги Сартори поначалу не хотели, чтобы их дочь стала его невестой, но со временем были покорены букетами цветов и подарками — Панчо никогда не приходил к ним с пустыми руками.

В горах цветы не росли, а от обаяния и умения красиво говорить в экстремальных условиях проку немного. Красноречие Дельгадо обернулось против него. Ему не простили легкомысленного оптимизма. Один из старших, он с самого начала обязан был трезво оценивать обстановку, а не обнадеживать всех понапрасну. Когда Дельгадо заявил, что не может работать из-за раны на ноге, некоторые не поверили ему и сочли притворщиком.

Взаимоотношения в коллективе становились все более натянутыми. В состоянии стресса люди склонны искать козла отпущения, и Дельгадо хорошо подходил для этой роли. Его единственным другом из прежней жизни был Нума Туркатти, но тот, став представителем элиты, не задумывался, насколько хорошо остальные ладили между собой. Другие члены общины, которых подозревали в отлынивании от работы, могли хоть чем-то оправдать свое неучастие в общих делах: Метоль — болезненным состоянием, Манхино, Сабелья, Харли и Франсуа — юным возрастом, а Инсиарте со свойственным ему добродушием просто отказывался выполнять любые просьбы и указания. Вдобавок он всегда оставался самим собой, а вот у Дельгадо уже успел сформироваться весьма прагматичный взгляд на вещи. Он жил так, словно вел непрерывную игру в покер, но не понимал, что текущий расклад карт сулит ему мало хорошего. Парень голодал и не имел возможности стянуть лишний кусочек мяса ни самостоятельно, ни с помощью друзей или покровителей. Таким образом, его положение в коллективе становилось незавидным.