тому же человеку по два-три раза кряду. Более того, бутылка была востребована постоянно, ведь иногда приходилось безвылазно проводить в самолете по пятнадцать часов в день. Многие старались справить нужду снаружи перед тем, как зайти в салон, а потом иногда использовали бутылку по назначению около девяти вечера, когда на небе появлялась луна и все старались уснуть. Но, например, Манхино неизменно просыпался в три или четыре утра и просил Карлитоса передать ему «горшок». Карлитосу это страшно надоедало, и однажды он сделал вид, что не может найти бутылку. Манхино пришлось выбираться из самолета на мороз. В другой раз Карлитос предложил свои услуги в обмен на дополнительную сигарету.

Под туалет решили отвести место рядом с входом, но вскоре обнаружилось, что, если снег начинал таять, замерзшая моча таяла вместе с ним и затекала обратно в жилище. Труднее всего приходилось тем, кто спал у самодельного заграждения: они вынуждены были будить остальных и просить передать «горшок» через весь салон. В одну из ночей Альгорта проснулся от позывов к мочеиспусканию и, чтобы никого не тревожить, решил справить нужду на снежную стену. Назавтра при свете дня он увидел, что помочился на чей-то поднос с топленым жиром, но не стал никому говорить о своем конфузе.

Внутри «Фэйрчайлда» царил кошмарный беспорядок. Пахло мочой, на полу валялись куски жира и кости. Было установлено новое правило, запрещающее вносить их в салон. Жир разрешалось потреблять в фюзеляже при условии, что в тот же день его остатки будут выброшены наружу. Тем не менее снег в обоих концах жилища оставался грязным, и только сильный холод спасал от резкого, неприятного запаха.

Лежать приходилось в страшной тесноте. Если кто-то начинал двигаться, соседям тоже приходилось шевелиться, и легкие одеяла сползали с их тел. В душе каждого поселился страх стать жертвой второго снежного обвала. Снаружи нередко доносились пугающие звуки — рокот вулкана Тингиририка или шум далеких лавин. С вершины ближайшей к самолету горы часто скатывались камни. Однажды ночью один такой камень ударился о фюзеляж. Инсиарте и Сабелья вскочили на ноги, решив, что на них вновь обрушилась лавина. Другие тоже оставались начеку. Метоль спал сидя, накрыв голову спортивной майкой, чтобы согреть воздух, которым дышал. Как только на него накатывала дрема, он начинал валиться вперед или набок, чем очень раздражал соседей.

Раздражение порой выливалось в ссоры. Напарники переругивались, когда один толкал другого ногой в лицо и стягивал одеяло на себя. Подобные перепалки, случалось, перерастали в драку. Самыми неуправляемыми были Канесса и Висинтин. Физической силой они превосходили всех остальных и извлекали выгоду из своего привилегированного статуса горовосходителей, то есть спали, где и как им вздумается, но все-таки избегали ссор с Паррадо, Фернандесом и Штраухами. Висинтин как-то раз положил ногу прямо на лицо Харли, потому что тот не захотел потесниться, и проигнорировал просьбу Роя убрать ее. Тогда Рой оттолкнул ногу Висинтина и в ответ получил пинок. Юноша пришел в ярость и набросился бы на обидчика с кулаками, если бы его не удержал Даниэль Фернандес. В другой раз Висинтин пнул Туркатти, и Нума, всегда отличавшийся спокойным нравом, в бешенстве прокричал:

— Грязная свинья, я никогда в жизни больше не буду с тобой разговаривать!

Инсиарте, вставший на сторону Туркатти, добавил:

— Убери ногу, сукин сын, или я набью тебе морду!

Висинтин грубо огрызнулся, но в конфликт снова вмешался Фернандес и заставил всех троих успокоиться.

Однажды Инсиарте поссорился еще и с Канессой. Тот сгоряча замахнулся на него, но Коче сказал:

— Давай попробуй, и я сломаю тебе шею.

Для едва ли не самого слабого парня из всех это были смелые слова, и все же такого предупреждения оказалось достаточно, чтобы охладить пыл Канессы. Ссора закончилась так же быстро, как и началась, — слезами раскаяния, объятиями и повторением вслух общего мнения, что спастись им всем удастся, только если они останутся сплоченной командой.

В сущности, перебранки, угрозы и жалобы были для ребят единственным способом разрядить колоссальное нервное напряжение. Когда кто-нибудь задевал ногу Эчаваррена, тот начинал громко орать якобы из-за нестерпимой боли, пытаясь облегчить свои мучения. Многие отводили душу, обзывая Висинтина бугаем, а Канессу — сукиным сыном. Но самым удивительным было то, что некоторые, в частности Паррадо, вообще никогда ни с кем не ссорились.

Как-то ночью Инсиарте приснилось, что он спит на полу дядиного дома в Буэнос-Айресе. Дремавший рядом Манхино беспрестанно терся о его раненую ногу. Коче начал во сне толкать беспокойного соседа, потом услышал крики и, проснувшись, увидел перед собой Фито и Карлитоса. Они трясли его за плечи. Обернувшись, Инсиарте разглядел в полутьме заплаканного Манхино, но не сразу понял, что находится не в доме дяди, а в разбитом фюзеляже «Фэйрчайлда» посреди Анд.

6

Перед сном ребята всегда говорили на разные темы, например о спорте — ведь большинство из них играли в регби — или о сельском хозяйстве, которое изучали многие из них, но каждая беседа непременно завершалась обсуждением еды. Скудный ежедневный рацион пытались разнообразить силой воображения. Доходя до последнего пункта в своем вымышленном меню, каждый юноша с живостью набрасывался на меню товарища. Эчаваррен, обладатель молочной фермы, говорил о сыре, описывая процесс его изготовления, а также вкус и текстуру разных сортов в мельчайших подробностях и так страстно, что другие невольно начинали удивляться, почему сами не стали разводить коров.

Чтобы продлить беседу и придать ей более аппетитный характер, гурманы оживляли в памяти все детали любимого лакомства и распределяли блюда по категориям. Участнику разговора следовало сначала описать блюдо, которое обычно готовили родители, а потом какое-нибудь из тех, что он умел готовить сам. Далее подробному описанию подлежали фирменное блюдо подруги, экзотический деликатес, любимый пудинг, иностранное кушанье, что-то из деревенской пищи и, наконец, самое необычное яство, которое ему когда-либо доводилось отведывать.

Ногейра, когда еще был жив, рассказывал о сливках, меренгах и дульсе-де-лече — густом сладком соусе со вкусом сгущенного молока и карамели. Харли предложил всем для зимнего меню арахис и дульсе-де-лече с шоколадной корочкой, а для летнего — арахис и мороженое с дульсе-де-лече. Альгорта сам готовить не умел, но «накормил» товарищей отцовской паэльей и клецками по дядиному рецепту. Паррадо «угостил» всех варениками — фирменным блюдом бабушки-украинки. Тем, кто никогда не слышал о варениках, он подробно описал эти маленькие вареные «пирожки» с сыром, ветчиной или картофельным пюре. Висинтин, проводивший каждое лето на берегу океана рядом с бразильской границей, рассказал про буйабес, и Метоль пообещал,