Результаты пробного похода отразились на Рое Харли и Карлитосе Паэсе самым неожиданным образом. Рой, проявивший больше стойкости, чем Карлитос, утратил боевой настрой. Когда его не отобрали для экспедиции, он решил, что друзья в нем разочаровались, и эта мысль, особенно после смерти его близкого друга Николича, терзала юношу не меньше, чем боль в сломанной ноге. Рой стал очень обидчивым, начинал плакать, если кто-нибудь заговаривал с ним резким тоном, и визгливо кричал, как капризное дитя. Он превратился в ленивого и эгоистичного трутня, и заставить его работать удавалось только оскорблениями.

Карлитос же, наоборот, изменился в лучшую сторону. Этот избалованный и боязливый привереда стал весьма трудолюбивым и ответственным работником. Он помогал резать мясо, а также взял на себя обязанность закрывать на ночь вход в салон.

Характер у него был противоречивый. Иногда он напускал на себя начальственный вид, ссорился с товарищами и хватал не причитавшиеся ему куски чаще остальных, однако его обновленная натура теперь служила для многих моральным примером. Карлитос был самым юным в «Фэйрчайлде», но плотное телосложение и грубоватый голос делали его похожим на огромного плюшевого медвежонка. Его взгляды отличались наивностью, речи — высокопарностью, а поведение — безответственностью (он периодически терял в снегу зажигалки и ножи), но даже в горах, как и в Монтевидео, мысль о Карлитосе могла вызвать улыбку, и причиной тому были не столько шутки, сколько комический эффект, который производили его внешний вид и характер. Этот дар оказался полезным — иные поводы для улыбок возникали у парней нечасто.

Карлитос Паэс входил во второй властный эшелон: вместе с Альгортой и Сербино он помогал кузенам Штраух. Эти трое стали своего рода сержантами, получавшими приказы сверху и спускавшими их вниз. Густаво Сербино имел склонность льстить старшим и запугивать младших, хотя в свои девятнадцать лет относился ко второй категории. По натуре он был мягок, но раздражителен. Как и Канесса, Густаво быстро терял самообладание и приходил в ярость, когда, например, кто-нибудь занимал его место напротив Даниэля Фернандеса, к которому он особым образом привязался. Если Фернандес просил Густаво одолжить одну из его пар брюк, то никогда не получал отказа, но, когда с той же просьбой к нему обращался Висинтин, срывался и кричал:

— Да пошел ты, скотина! Иди ищи брюки сам!

Фернандес и Сербино отвечали за сбор и хранение всех денег и документов погибших пассажиров «Фэйрчайлда». Густаво также взял на себя труд расследовать любые проступки, в том числе ночные хождения, нарушающие покой остальных. За это его стали называть детективом. До авиакатастрофы у Сербино было прозвище Уши, но потом ему дали новое — Карузо, когда в одной из общих бесед о еде выяснилось, что он никогда не пробовал каппеллетти-алла-Карузо[75] и даже не знал, что это блюдо собой представляет. Сербино поддразнивали за его мягкий характер и доверчивость. Приятели посмеивались над ним, потому что нередко поздним вечером или ранним утром он не мог отличить солнце от луны. А еще он был законченным пессимистом. Если Фито просил выйти наружу и узнать, какая стоит погода, Сербино, вернувшись в салон, заявлял:

— Там зверский холод и надвигается пурга.

Тогда Фито говорил Карлитосу:

— Сходи-ка ты посмотри.

И жизнерадостный Карлитос возвращался с докладом:

— Идет снег, но это ненадолго. Через полчаса разгуляется, и мы увидим чистое голубое небо.

Педро Альгорту вряд ли можно было назвать героем. Из всех склонных к унынию ровесников он, пожалуй, должен был первым впасть в депрессию. Педро начинал учиться вместе с остальными регбистами в колледже «Стелла Марис», но затем продолжил свое обучение в Сантьяго и Буэнос-Айресе из-за переездов, связанных с работой отца, и потому почти не имел знакомых в новой компании. Из двух его друзей один, Фелипе Макирриаин, погиб, а второй, Артуро Ногейра, получил серьезные травмы и крайне редко выбирался из самолета, пребывая в угрюмом настроении.

Некоторые качества Альгорты могли вызвать отчуждение между ним и ребятами. Он был застенчив, замкнут и придерживался социалистических взглядов в противовес окружавшим его сверстникам — большей частью шумным и компанейским консерваторам. В Уругвае Альгорта состоял в Широком фронте — общественном движении, впервые масштабно заявившем о себе на прошедших незадолго до авиакатастрофы всеобщих президентских выборах. Даниэль Фернандес и Фито Штраух, напротив, являлись членами Национального университетского движения (НУД), выступавшего в поддержку Вильсона Феррейры (либерала из «Бланко»). Эдуардо Штраух голосовал за Хорхе Батлье, либерала из «Колорадо», а Карлитос Паэс — за генерала Агеррондо, реакционера из «Бланко».

Еще одной бедой Альгорты была амнезия. Юноша все никак не мог вспомнить, что он и его товарищи делали в последние дни перед вылетом. Однажды он в приливе радости начал бегать вокруг самолета, услышав от Инсиарте, что в континентальном чемпионате по футболу победил аргентинский клуб. Это, конечно, было неправдой. Потеря памяти имела для Альгорты и более серьезные последствия. Он совершенно забыл, что главной целью своего путешествия в Чили избрал вовсе не приобретение дешевых учебников по экономике и не изучение специфики южноамериканского социализма, а встречу с девушкой, с которой познакомился, когда жил в Сантьяго. Альгорта верил, что любит ее, но они не виделись уже полтора года, а переписка не могла в достаточной мере подпитывать их роман. В Чили он собирался окончательно разобраться в своих чувствах, но после авиакатастрофы начисто забыл о девушке. Одной из причин, по которой он теперь стремился в Монтевидео, было желание найти там подругу сердца.

Альгорта ясно отдавал себе отчет в том, что должен работать, и его трудолюбие получило одобрение кузенов Штраух. Он чувствовал себя чужаком, поскольку не мог поддерживать частые беседы о сельском хозяйстве, но гнетущего одиночества все же не испытывал.

Трое парней, ставших неформальными лидерами маленькой общины, а именно Эдуардо и Фито Штраухи и Даниэль Фернандес, не особенно выделялись среди товарищей личностными качествами. Они заняли главенствующее положение в коллективе лишь благодаря своей сплоченности.

Даниэль Фернандес — второй по старшинству после Металл — понимал, что возраст налагает на него определенные обязательства по отношению к младшим. В свои двадцать шесть он уже был довольно зрелой личностью и усердно работал, стараясь поддерживать порядок в салоне, собирал документы и следил за распределением зажигалок и ножей. Он растирал обмороженные ноги Бобби Франсуа (за это Бобби пообещал стать его рабом в Монтевидео) и предложил Канессе воздержаться от опасной, грозившей осложнениями операции на ноге Коче. Застенчивый по натуре, Даниэль тем не менее любил поговорить по душам. Все находили его сдержанным, ответственным и честным парнем. Ему недоставало лишь