Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кто знал о стоимости вашего наследства и вообще о его существовании?
– Юлия. Отец. Все.
Влад поморгал и добавил:
– Хотя теперь нельзя исключать, что и Макс знает об этом, если уж у него с отцом такие доверительные отношения. И вот что еще меня беспокоит. Сама фотография ничего не доказывает и вообще является полной ерундой. Даже если на снимке отображено время, мало ли зачем я наклонялся над скутером? Может быть, кто-то испортил его уже после того, как я его осматривал? Этот снимок не может быть использован против меня в суде. И даже в тюрьму меня вряд ли посадят на основании такого сомнительного доказательства.
– По большому счету, это совсем не доказательство. Это пшик.
– Да, но ведь кто-то всерьез рассчитывает, что я заплачу требуемые деньги. Значит, этот кто-то считает, что отца я боюсь больше, чем тюрьмы и обвинения в убийстве.
– Но ведь и отцу вы могли бы объяснить свой поступок так, как сейчас объяснили мне. Что хотели причинить вред не ему, а Максу.
– Для отца это не будет аргументом. Если я признаюсь, это будет концом наших с ним отношений. Он долго не мог простить мне моей выходки с камнем… Ну той, что случилась тогда, девятнадцать лет назад… Я долго доказывал, что я не псих, что я уравновешенный человек. В общем, если он узнает, он порвет со мной. Думаю, так.
– И вы думаете, что шантажист именно на это и делает расчет? Но сумма, как мне кажется, слишком высока. Отдать свое наследство, 40 миллионов рублей, чтобы не поссориться с папой? Если некто считает вас таким корыстным человеком, почему бы ему не предположить, что вам дешевле будет все-таки поссориться с отцом?
– Да, это дешевле, но ссора с папой сильно осложнит мою жизнь. И тот, кто вымогает у меня деньги, знает это. В «Апексе» я наемный директор, у меня нет акций, я получаю не только зарплату, но и процент от нашей деятельности. Но документально это не оформлено. Я имею лишь денежный эквивалент. Вышвырнуть меня оттуда для отца дело двух минут. Сейчас «Апекс» уже не нуждается в такой опеке, как раньше, там все налажено, теперь нужен скорее пригляд, контроль, мы свою функцию выполнили, и отец хотел дать нам с Юлей новый проект. В случае плохого развития событий об этом нечего и мечтать. Ну и завещание, конечно. Я не меркантильный человек, и у меня никогда не было мечты купить яхту или что-то в этом роде, но…
– Не продолжайте, я понимаю, деньги отца дали бы вам независимость и право самому принимать решения.
– Что-то вроде того.
– Скажите, Влад, к чему вы склоняетесь: заплатить шантажисту или нет?
– Однозначно, да. Заплатить. Если уж честно, я слишком большой трус, для того чтобы сталкиваться с негативными проявлениями жизни один на один. Внешние угрозы для меня – чрезмерный стресс. Один раз в жизни я его пережил, больше не хочу.
– Так чего вы больше всего боитесь?
– Того, что не смогу доказать свою невиновность. Боюсь попасть не то что в зону, а даже в изолятор на два месяца. Боюсь, что полиция ни в чем не станет разбираться и повесит все обвинения на меня. Боюсь, что отец примет на свой счет мои манипуляции со скутером. И ничего я ему не объясню, потому что как раз перед этим у нас был разговор, ссора. И он грозил оставить меня без наследства. Он подумает, что я решил убить его, пока он действительно не оформил свое имущество на Макса. И он не поверит в то, что я хотел лишь проучить его дружочка. Да и если бы поверил… Он все равно сочтет меня психопатом, решит, что я ущербен и недостоин продолжать вести его дела после его смерти. Он выбросит меня отовсюду, он меня уничтожит. И еще одно он может сделать. Рассказать Камилле, кто я на самом деле и какую роль уже сыграл когда-то в ее жизни.
– Ведь именно этим шантажировала вас Яковенко?
– Конечно, чем же еще? Когда-то давно, когда все это только случилось, отец дал ей денег, чтобы она молчала, не говорила милиции, что видела, откуда прилетел камень и кто его бросил. Она и молчала. А теперь увидела меня рядом с Камиллой, навела справки о том, каково мое имущественное положение, ну и вот…
– Она грозила все рассказать Сосновской?
– Да.
– И вы дали ей денег из оборота «Апекса»?
– А что мне было делать?
– Влад, вы не боец. Шантажисты никогда не успокаиваются. Она могла доить вас всю жизнь.
– Она как раз и пытается это делать.
– Ну, с ней мы разберемся, о ней можете не думать. А вот как поступить с письменными угрозами? Почему вы решили все рассказать мне, если вашим первым позывом было – откупиться?
– Я бы заплатил шантажисту, если бы вас здесь не было. Но мне почему-то кажется, что вы сможете мне помочь. У меня нет ни опыта, ни смелости. Не заставляйте меня повторять то, что мне неприятно. Да, я трус и ничего не могу с этим поделать. Но, может быть, вы чем-то мне поможете? Это будет уже совсем другая работа, не та, для которой вас пригласил отец, и я готов заключить с вами отдельное соглашение. Я даже и буду настаивать на этом.
– Это как вам будет угодно, формальности мы можем уладить в любой момент, дело не в них. Давайте еще раз уточним некоторые детали, ответим на существенные вопросы и поищем совпадения в ответах. Первое: кто мог слышать вашу ссору с отцом? Второе: кто имел возможность вас сфотографировать? И, наконец, кто знал о вашем наследстве и его стоимости?
– Слышать ссору могла Марина. И Макс, если он все-таки был поблизости. Сфотографировать меня могли те же самые персонажи. Плюс Юля, но она не слышала ссоры с отцом, потому что ее точно не было в поселке, значит, и мое колдовство над скутером ее