Наконец-то чувства и характер начали просыпаться во мне, я вновь почувствовала себя собой, даже моё тело стало почти таким же упругим и привлекательным, как до беременности.

Моё проснувшееся эго тут же испытали на прочность: приехали Седой и его жена, — за нами. Это был конец июля, и я вовсе не собиралась возвращаться в город так рано. Я стойко выдержала их напор, на каждый выдвинутый против моих действий аргумент у меня находился свой. Они до вечера просидели у нас дома, водились с внуком, наставительным тоном общались с мамой (а разница в возрасте была велика: брат и сестра Дилана были старше моей мамы).

От Седого мы узнали, что Виталий Викторович Цыганов, верховный, лично занимавшийся моей проблемной персоной, умер на прошлой неделе. Теперь мне больше не к кому было бы обратиться в трудноразрешимой ситуации, а значит, нужно быть вдвойне осторожной.

При мысли, что осенью нам с Максимом придётся вернуться в Краснодар, у меня рефлекторно сжимались губы и кулаки. Мать Дилана нравилась мне гораздо больше, пока я не слышала её голоса, а его отец — когда я и вовсе не знала его.

В итоге родители Дилана уехали без нас, мы с мамой с облегчением выдохнули, когда их автомобиль скрылся, посмотрели друг на друга и рассмеялись. Ещё целый месяц спокойной жизни был впереди.

И хоть не всё было гладко в нашем тесном кругу (Света старалась избегать разговоров со мной, возможно, из-за какой-то затаённой обиды), это всё равно было гораздо лучше, чем тюрьма и тотальный контроль.

Мы проводили много времени на свежем воздухе, копались на грядках, загорали, ходили купаться или просто на прогулку. Иногда я засыпала днём вместе с Максимом, особенно в период, когда у него начали резаться зубы, и он стал плохо спать ночами. Но вот ему уже исполнилось семь месяцев, и с каждым днём он становился всё более интересным и любознательным.

Этим летом мне исполнилось 20 лет. Не так давно я даже не задумывалась ни о замужестве, ни о детях, я сама ещё была ребёнком. Теперь моя семейная жизнь находилась на завершающейся стадии: сын должен расти без отца, и всему этому виной я, такая незрелая и чересчур переоценившая собственные силы.

Ещё одно огорчающее обстоятельство свалилось мне на голову: Анка и Люда получили дипломы в этом году и разъехались кто куда: Люда — в Крым, в санаторий-профилакторий, а Анка — отправилась покорять Москву. Конечно, я понимала, что рано или поздно так же найду себе работу и буду заниматься тем, о чём мечтала с детства, у меня ещё был шанс реализовать эту свою мечту, раз с семейной жизнью не вышло. Конечно.

Дилан появился в последних числах августа. К тому, что он мало напоминает самого себя, я уже привыкла, но в этот день сидела, как на иголках, ёрзала и не знала, куда деть руки. Первой поняла, в чём дело, мама, она тактично забрала Максима на прогулку, и оставила нас наедине. Мне было и страшно, и смешно. Капли воды, стекавшие с волос по оголённой спине и груди Дилана, возбудили меня, но я никак не могла сообразить, с чего начать.

— Ты была в доме. Зачем? — первым начал он.

— Мы с мамой охотились, но разминулись, я возвращалась домой через охотничью деревню.

— Я тебя просил больше не ходить туда. — резко и не глядя на меня высказался Дилан.

— Я помню. Возможно, это только мне не хватает тебя. Возможно, тебя в тебе больше не осталось…

— Диана! — попытался одёрнуть меня он.

— Что Диана?! Думаешь, я не вижу, что ты пытаешься сделать? Думаешь, если исчезнешь постепенно, так будет лучше, да? Черт! Да уходи хоть сейчас!

Я встала из-за стола и быстрым шагом направилась в свою комнату. Дверь громким хлопком закрылась за мной. Эмоциональное опьянение завладело моим телом, захотелось ломать всё, что попадётся под руку, но руки мои сейчас впились в бортик детской кроватки, в которой когда-то давно спала я и которая теперь перешла к Максиму.

Дилан пришёл следом. О словах, брошенных ему от обиды, я успела пожалеть, и сейчас всё, чего мне хотелось, — это обнять его и почувствовать, что он у меня есть.

— Поговорим? — спросил Дилан.

— Прости. Я ещё не готова осознать, что придётся с этим жить.

Он ответил мне мягким и приглушённым голосом, как будто на кухне и в комнате я говорила с двумя совершенно разными людьми.

— Я до последнего момента надеялся, что мне не придётся колоть себе тот смертельный препарат, думал, что до такой крайности не дойдёт.

— Мне хочется повернуть время вспять, переделать, чтобы ничего этого не случилось… — рыдала я.

— К этому никто не был готов. Но это лучше, чем ничего.

— Но хуже, чем всё остальное.

Я повернулась к нему лицом. Дилан стоял всего в паре метров от меня, его грудь заметно вздымалась от частого дыхания. Ещё мгновение и он прекратил все попытки держать себя в рамках, прижал меня к себе, его горячие влажные ладони заскользили по моему телу. Он стянул с меня платье, подхватил на руки и отнёс на кровать.

Это было похоже на картинки из моих эротических снов. Мы метались от стены к дивану, с дивана на пол и обратно. Наши движения были торопливыми и жадными, мы так отвыкли от нормальной полноценной жизни, что захлёбывались от возбуждения и от долго сдерживаемого желания. После отчаянного и самозабвенного занятия любовью мы лежали мокрые от пота и уставшие.

Чувство наслаждения быстро испарилось, его место заняла тоска. Мы оба понимали, что это, возможно, был наш последний раз, что недалёк тот день, когда Дилан больше не сможет возвращаться в человеческое сознание. Рано или поздно это произойдёт, если я не найду способа, как всё исправить.

Во дворе послышался детский плач: вернулись мама с Максимом. Я наскоро оделась и вышла во двор встретить их. Оказалось, что Максим случайно ухватился рукой за куст крапивы и обжёг руку. Заметив меня, он протянул ко мне руки, я подула ему на покрасневшие места, он тут же успокоился.

Спустя пару минут вышел и Дилан. Мама, державшая в руках фотоаппарат, сделала несколько снимков на память, я даже попыталась изобразить на своём лице улыбку.

Максим ни в какую не хотел идти на руки к Дилану, боялся его, прятал лицо у меня на груди, он вообще рос довольно недоверчивым и осторожным мальчиком, к тому же он слишком редко видел отца, чтобы запомнить его. Я пыталась показать Максиму, что не нужно бояться, но он всё равно стеснялся.

Вечерело. Мы переместились в дом, в мою комнату, так как стали появляться комары. Дилан снова начал замыкаться в себе, сидел и молчал.

— Дилан? — он слегка вздрогнул. — О чём ты сейчас думаешь?

— Не хочу говорить.

— Я не жду от тебя сладких речей. Расскажи.

— Я теряю память. Каждый раз мне требуется всё больше времени, чтобы вспомнить, кто я и куда мне нужно.

Я смотрела на сына, играющего с резиновой лошадкой у меня на коленях, смотрела на Дилана, сидящего рядом, и ненавидела себя.