– Извини. Извини. Я уехала. Джефферсон пожал плечами с видом полного безразличия:

– Это твое право.

Напряженная поза выглядела так, словно малейшее прикосновение способно расколоть его на части.

– Как видишь, ты мне не нужна.

– Вижу, – тихо согласилась она.

Он взглянул на нее с подозрением. Кивнул на разгромленную кухню, словно этот беспорядок служил успешным доказательством его самодостаточности.

– Твое присутствие не требуется. – И он заносчиво вздернул подбородок. – Я в состоянии сам о себе позаботиться.

– Да, – примирительно ответила Энжи. – Конечно, я вижу, что ты…

У нее вырвался тихий предательский смешок. Она попыталась остановить его, зажав рот кулаком, но это не помогло.

– Я хотел приготовить курицу именно так, чтобы получилась темная поджаристая корочка.

Энжи с трудом сглотнула, продолжая прижимать кулак к губам.

– Ко… конечно… ты… так и… хотел. – Ее слова перемежались странными звуками, сильно напоминавшими сдавленный смех. На самом деле она уже сказала достаточно, но не смогла остановиться. – А откуда столь страстное желание испечь кексы?

– Мужчины, – с гордостью сообщил Джефферсон, – на редкость сообразительные существа, особенно когда дело доходит до еды. Мне захотелось кексов, и я не нашел причины, почему бы мне не сделать их самому.

– Декларация независимости? – предположила она.

Судя по виду, ее догадливость вызвала у него раздражение.

Энжи расхохоталась. Еще несколько недель назад смех казался ей чем-то невозможным и давно забытым. Ее жизнь была такой мучительной. Ощущение, что за ней гонятся и она в опасности, постоянно держало в крайнем напряжении. Но теперь все изменилось. Смех замер, когда она вдруг поняла, что Джефферсон ничуть не разделяет ее радости. По правде говоря, он выглядел очень мрачно.

– Я смеюсь не над тобой, – извиняющимся тоном объяснила она. – Просто так рада, что снова здесь. Это так хорошо, так правильно.

Он нахмурил брови. На случай, если она примет его молчание за приглашение к откровенной беседе, посмотрел на нее долгим тяжелым взглядом, потом тряхнул головой.

– Не понимаю, что в этом хорошего.

– Мы могли бы посмотреть, что получится, – мягко предложила она.

– Я же сказал, ты мне не нужна.

– Если считаешь, ты этого не хочешь, давай я хотя бы компенсирую те неприятности, которые тебе доставила.

– Я уже сказал, ты мне не нужна.

– А если дело не в том, что нужно тебе, а нужно каждому из нас?

Он молчал.

– Что, если дело в том, чего мы хотим? Не в том, что нам нужно изменить свою жизнь, а в том, что мы этого хотим?

Судя по виду, ее слова не произвели на него особого впечатления. Он напоминал человека, который несколько недель назад, скрестив руки на груди, стоял на пороге дома и произнес только одно слово – «нет».

Тогда его поведение остановило ее, и она не собиралась позволять ему сделать это сейчас. И точно так же, как тогда, чувствовала, что ее жизнь зависит от того, удастся ли изменить это «нет» на что-либо другое.

– Сказать, что я думаю?

– Пожалуйста, не надо. – Его голос звучал твердо и холодно.

Энжи улыбнулась. Эта маска уже не могла ее обмануть. Она познала силу и благородство души этого человека.

– Я вижу перед собой человека, – тихо, но уверенно начала она, – который, несмотря на потрясающие достижения в карьере и финансовый успех, живет с ужасным ощущением собственной несостоятельности. Я вижу человека, который считает, что оказался беспомощным в тот момент, когда ему больше всего хотелось проявить силу. Я вижу человека, который перенес слишком много утрат и из них вынес уверенность в том, что должен избегать любви. Чтобы не подвергать себя риску вновь оказаться беспомощным перед лицом потери. Я вижу человека, который не нуждается в любви, но отчаянно хочет ее. И все же говорит «нет» возможности вновь обрести полноту и богатство эмоциональной жизни, научиться смеяться. И все потому, что риск вновь подвергнуться боли кажется ему слишком большим.

– Но это так и есть. Риск. Слишком. Велик. А с тобой я вообще не хочу говорить про риск. Как ты могла это сделать? Как ты могла встать на пути того психопата?

– Я должна была это сделать.

– Интересно, почему?

– Потому что я жила, как Трусливый Лев, и мне нужно было обрести смелость.

Джефферсон фыркнул.

– Нужно быть смелым, чтобы выбрать любовь, даже если она тебя ранит. – Энжи чувствовала твердость в своем голосе, ощущала силу той женщины, которая не побоялась встретиться со своими страхами лицом к лицу. – Это единственное, ради чего стоит рисковать. Награда, которая стоит любого риска. Эта награда – любовь.

Энжи засмеялась, и Джефферсон понял, что его песенка спета. В ту минуту, когда несколько недель назад позволил ей переступить свой порог, он открыл ящик Пандоры и впустил в свою жизнь опасность.

Ее смех слишком ясно показал ему, какая она на самом деле.

И какой же она была? Энергичной, веселой, полной жизни. Умной. Талантливой. А теперь ко всему этому добавилось неподдельное бесстрашие. Кто может быть опаснее для его замкнутого одинокого мира, кроме нее, желавшей двигаться вперед, меняться, позволить жизни учить себя, даже если это будут суровые уроки? Что могло угрожать сумрачному покою его жизни больше, чем свет, который она несла с собой.

И Джефферсон попытался. Прочистил горло.

– Давай посмотрим на факты.

В ответ на его слова Энжи сморщила нос. Он ненавидел, когда она это делала, ведь в этот момент она становилась неотразимо хорошенькой.

Джефферсон откашлялся. Не прошло и трех минут, как она снова появилась в его доме, а он уже реагировал на нее.

– Думаешь, я совсем сошел с ума, когда решил, что смогу испечь кексы?

– Просто ты скучал по мне.

Он нахмурился.

– Все это результат твоего вторжения в мой мир, твоего влияния на меня. Из-за него у меня возникло желание доказать себе то, что еще несколько месяцев назад не нуждалось в доказательствах!

Когда она впервые появилась здесь, Джефферсон думал, что это вопрос двух недель. И все. Две недели человек может вытерпеть что угодно.

Энжи двинулась к нему. У него было сколько угодно возможностей уйти. Сколько угодно. Но он не ушел.

Она встала перед ним, словно предлагала себя. Всю, как есть. Он видел это в ее глазах, блестевших от непрошеных слез, в позе, в прекрасной, хотя и неуверенной улыбке. Видел ее смелость и хрупкость. Смех и слезы.

Она предлагала ему разноцветный мир вместо черно-белого, яркий вместо блеклого. И все это сосредоточилось в ее руке, которая, потянувшись, прикоснулась к его подбородку и скользнула пальцами по щеке.