хозяин. Оказывается, у меня во рту, оставляя там вкус сигарет и горького кофе. Его сильные пальцы проходятся по моим коротким волосам, а я с силой стискиваю его плечи, боясь упасть.

Поцелуй становится мягче и нежнее, а я окончательно теряю способность сопротивляться. Из головы вылетают все мысли, остаются только обостренные до предела чувства и инстинкты. Все, кроме самосохранения. Он, видимо, сдох где-то там под напором майора.

Отрывисто дыша, Марьянин освобождает и мой рот, и меня.

— Что это было? — дрожащими пальцами касаюсь собственных влажных губ и тут же отдергиваю руку. Горят огнем и будто немного припухли.

— Считай, что я тебя присвоил, — довольно заявляет Макс. — А заодно избавил от одной из повинностей. Мой отец мудак, но трахать девушку сына точно не станет.

— Как благородно, — нервно улыбаюсь, поправляя волосы. И как дальше мы будем работать? Как мне после всего этого в глаза ему смотреть?

— В машину садись, — сухо бросает он. — Прокатимся с одно место. Поговорим.

— У меня байк, — киваю ему на свой мотоцикл, стоящий как раз неподалёку.

— Потом заберешь. Не беси меня еще сильнее, Бойко! Я не всегда такой добрый. Просто сядь в машину! — снова рычит.

А я от выжженных до основания нервов безумно хочу курить. И привкус сигарет во рту только раззадоривает эту дурную привычку, которая иногда так спасает от съезжающей крыши на фоне ночных кошмаров.

— Ива!

— Иду, — выдохнув, обхожу его машину спереди и сажусь на пассажирское рядом.

Макс вставляет в губы сигарету, приоткрывает окно. Замечает мой жадный взгляд, усмехается, прикуривает и, вынув ее изо рта, протягивает мне.

— Так уж и быть, один раз можно, — вынимает еще одну сигарету из пачки, а я жадно затягиваюсь, наполняя легкие дымом и снова чувствуя во рту вкус поцелуя Марьянина.

— Куда мы едем? — аккуратно стряхиваю пепел в приоткрытое окно со своей стороны.

— В ресторан. Жрать хочу как зверь.

Что-то меня от ресторанов сегодня уже потряхивает, но Макс не его отец, я все четче замечаю разницу, поэтому сижу тихо, докуриваю и жду, когда мы доедем.

Место он выбрал уютное. Маленькая Грузия посреди столицы. Домашняя атмосфера, приятный запах и приветливо улыбающиеся сотрудники. А еще в это время суток живая музыка. Удивительная, не раздражающая слух, а скорее дополняющая атмосферу.

Нам предлагают несколько столиков на выбор. Приносят меню и карту вин, но Макс отказывается, он за рулем. Мы долго изучаем местное меню, заодно немного перекипая каждый внутри себя.

Я выбираю фирменный теплый салат из свинины, обжаренной на гриле, с карамелизированным луком и маринованными огурчиками, а Марьянин заказывает традиционный суп-харчо, салат из свежих овощей с красным луком и грецкими орехами. А также чвиштари — кукурузные лепешки с сыром сулугуни на двоих. На десерт у нас фирменный чай от заведения и два кусочка торта эстерхази.

Не уверена, что в меня влезет все, но от одних картинок из меню, разыгрывается аппетит.

Ждем молча. Макс что-то читает в своем телефоне, я украдкой разглядываю интерьер. Камин с резными подсвечниками и живыми цветами в стилизованных глиняных горшках. Картины в потёртых рамах, больше похожие на старые фотографии. Оранжевые плафоны над круглыми и квадратными деревянными столиками дают очень теплый свет, а удобные клетчатые кресла снова окунают в ощущение дома.

Мне нравится. И принесенная еда тоже. Марьянин ест с таким аппетитом и жадностью, что я невольно улыбаюсь. И правда очень голодный.

Когда мы добираемся до чая и десерта, Макс решает заговорить:

— Чего там еще хотел отец?

— Знать о тебе все, — признаюсь ему. — Чем живешь, с кем встречаешься, с кем спишь и как работаешь, — делюсь подробностями, раз уж все так вышло. — Про дело педофила спрашивал. А еще он хочет знать о твоих «леваках».

— Много хочет, — зло цедит Макс, а взгляд становится ледяным. — Он боится, что сын — оборотень в погонах бросит тень на его безупречную репутацию.

— Мне показалось, что он ждет, когда ты облажаешься, — замечаю осторожно, отламывая еще один кусочек торта.

— Тебе не показалось, — хмыкает майор. — Но я не доставлю ему такого удовольствия. Пусть не надеется. Что ты ему рассказала?

— Да ничего, — качаю головой. — Правду. Что ты много работаешь и дело это у тебя на контроле.

— Умница, — он улыбается, но как-то не особо весело. — Ив, — его рука ложится на стол, двигается чуть вперед и кончики наших пальцев едва касаются друг друга. Ненавязчиво, непривычно, но я держу свою ладонь на столе, стараясь смотреть не на нее, а в усталые глаза Марьянина. — Раз уж мы сегодня такие откровенные, — уголки его рта приподнимаются. Губ касается уже совсем другая улыбка. И вот она ему идет как его чертовы рубашки. — Не хочешь рассказать, зачем так рвалась именно в наш отдел? Что тебе здесь нужно? — его пальцы подрагивают. Мои тоже. Прикосновение на мгновение становится острее и исчезает. А я еще несколько секунд плаваю в послевкусии от него.

Марьянин доливает нам чай из керамического чайника. Делаем по глотку, доедая каждый свой десерт. Макс дает мне время подумать каждым своим действием. Но я кожей чувствую, что ждет ответа.

— Не дави, пожалуйста, — сдаюсь и мягко прошу его. — Я пока не готова рассказать.

— Когда будешь готова, расскажешь? Мне, — зачем-то уточняет.

— Тебе? — и я зачем-то делаю так же. — Да, расскажу. Дай мне еще немного времени.

Зачем обещаю то, что не смогу выполнить? Сама не знаю. Все как-то резко перевернулось с ног на голову, а я до сих пор не нашла опору под ногами.

— Ладно, — легко соглашается он. — Я отойду на минутку, — поднимается из-за стола и уходит вглубь зала.

Я допиваю свой чай, смотрю в окно на свое собственное отражение, так похожее на призрака, застрявшего в стекле. Но эти губы будто выделяются. Горят, до сих пор храня вкус поцелуя.

Телефон звонит пугающе громко. Вздрагиваю по инерции. Вынимаю его из кармана и тут же принимаю звонок.

— Маша, ты чего так поздно? — спрашиваю у сестренки Марьянина. — Что случилось?

Глава 29. Максим

Умываюсь холодной водой и смотрю на свое отражение. Поверил Иве? Почему нет? Она и правда была напугана и очень искренна в своих эмоциях. Я же не предвзят? С чего вдруг? Тем более это все в духе отца. Он способен на любую подлость, лишь бы не потерять свое кресло и звание. А я вечный неудачник в его глазах.

Я не врал, когда присвоил Иванну на глазах отца. И теперь, откушу голову если попытается приблизиться. А он попытается. Кривая