— Поэтому сразу «во-вторых». О какой маске говорил Ротт? Что вы скрываете? И почему?

Сердце гулко ударилось о ребра, а я почти задохнулась от того взгляда, которым меня одарил Норман. В его глазах словно полыхнуло пламя. Но пламя холодное. Он окатил меня этим холодом с головы до ног, но парадоксальным образом от него меня бросило в жар. Нет, под своей иллюзией он совершенно точно не скрывал какое-то врожденное уродство. Результат травмы — возможно, но скорее все же какую-то другую личность. И я вдруг поняла, что мне лучше не знать ответа на заданный мною вопрос.

Я почувствовала, как мое лицо залила краска, и невольно отступила назад, опустив глаза.

— Простите. Неуместный вопрос, я поняла.

— Вы умная девочка, — неожиданно мягко произнес Норман. — Я очень ценю это качество в женщинах.

Я вскинула на него удивленный взгляд, успевая заметить, как он недовольно поморщился от собственных слов.

— Идите к себе. Занятия скоро начнутся.

Сказав это, он ушел, а я почувствовала, как ослабли колени и меня снова слегка зазнобило. Видимо, сказывался пережитый стресс. Я обхватила себя руками за плечи и побрела в сторону выхода из учебного корпуса, гадая, почему меня каждый раз так тянет к этому уже взрослому мужчине. И почему так трудно выбросить мысли о нем из головы.

Хильда, конечно, была обеспокоена. Когда я пришла утром в комнату, чтобы одеться, она проснулась и вопросительно посмотрела на меня, но я только отмахнулась и велела ей спать дальше. Когда я вернулась во второй раз, она уже дожидалась меня, полностью готовая и к завтраку, и к занятиям по физической подготовке. Естественно, она тут же налетела на меня с расспросами, а я не стала отпираться. Наверное, еще раз изложить все от начала до конца мне было даже нужнее, чем ей все это услышать в первый раз. От нее я не стала скрывать, что монстры нижнего мира начали мне сниться задолго до лекции по Истории.

— Охренеть, — выдохнула она, когда я замолчала и все-таки попыталась съесть что-то из того, что набрала на линии раздачи для здорового завтрака. Только кусок все равно не лез в горло. — А с тобой все не так просто, как мне казалось.

— В каком смысле?

— Ну, дар предвиденья, если это он, — большая редкость. Не так много магов им владело. Говорят, Рона Риддик многое из своих новаторских предложений увидела именно во сне, а потом уже начала претворять в жизнь. Мой отец рассказывал про одного своего учителя, который время от времени видел вещие сны. Были и другие, конечно, но в целом это редкое умение.

— Ты же не хочешь сказать, что мне всю жизнь снится момент из будущего, в котором я буду убегать от этих мерзких кровожадных уродов? — мой голос прозвучал жалобно, как будто я умоляла Хильду убедить меня в обратном.

— О, нет… То есть, не обязательно, — по тому, как она смутилась, я поняла, что именно так она и думала, просто сейчас не хотела меня пугать.

— Ладно, проехали, — я махнула рукой. — Буду считать, что эти сны — предупреждение и я смогу в нужный момент избежать этого.

Хильда кивнула, но как-то неуверенно.

— Я бы только хотела все-таки найти эту комнату, — сменила я тему. — Я точно знаю, что она есть. И там столько всего интересного, чего я не успела рассмотреть. Не понимаю только, почему теперь ее нет. Я в голове уже несколько раз все прокрутила. Она должна быть там, куда я привела Нормана и остальных.

— Если это действительно потайная комната, то на нее могут быть наложены разные маскирующие чары, — пожала плечами Хильда. — Дверь может появляться в определенное время, перед определенными людьми, после определенных действий. Угадать сложно.

— Но они ведь кастовали свои заклятия, — я изобразила пасы руками. — Для обнаружения.

— Иногда ты так смешно говоришь, — рассмеялась Хильда. — Если комнату прятал сильный маг, то они могли и не суметь снять его чары. Не знаю, как там Геллерт Ротт. Он, конечно, должен иметь сильный магический поток, раз стал старшим легионером столицы. А вот у ректора магический поток, судя по всему, весьма посредственный.

— С чего ты взяла?

— А ты видела, сколько на нем амулетов? Большинство из них не просто фокусирующие, а усиливающие.

— Разве чтобы стать ректором магического университета, не нужно быть очень крутым магом? — во мне снова говорили предрассудки, взращенные книгами про Гарри Поттера и другими фэнтези-романами, про которые мне рассказывала Инга.

— Нет, с чего вдруг? — удивилась Хильда. — Как раз умение усиливать посредственный магический поток, не прибегая к темной магии, — вот что круто для преподавателя.

Я кивнула в знак того, что все поняла, а потом вернулась к прежней теме:

— Так ты думаешь, что если я вернусь в то место снова одна и в то же самое время, я смогу попасть в ту комнату?

— Возможно…

Я проверила эту теорию уже на следующее утро, хотя два столь ранних подъема подряд грозили плохо сказаться на моем настроении. Утешало только то, что это было утро пятницы, а в эти выходные я все-таки планировала отправиться домой, поговорить с родителями, встретиться с Ингой и Сережей, отдохнуть. Высплюсь тоже на них. Сейчас меня словно магнитом тянуло в загадочный тайник.

Я действительно нашла дверь. Она была точно в том же месте, точно такая же. Сердце подскочило к горлу, когда моя рука, пошарив по стене, нащупала ручку и дверь проявилась перед моими глазами.

Осторожно потянув ручку на себя, я вошла в комнату. Здесь тоже ничего не изменилось. Меня это очень обрадовало, потому что в глубине души я уже сама начала подозревать, что все это мне привиделось.

В этот раз я все-таки первым делом подошла к стеллажу с книгами и посмотрела на портреты. Почему-то именно мысли о них не давали мне покоя, ведь я не рассмотрела их ни во сне, ни наяву. Сейчас же я сразу узнала и женщину, и мужчину, изображенных на них. Рона Риддик и Норд Сорроу. Вдоль позвоночника почему-то пробежал холодок. Почему здесь эти два портрета? Чья все-таки это комната?

Ответ на этот вопрос мог дать мне журнал в кожаном переплете, который так и лежал на столе. Я открыла его где-то посередине и принялась читать. После первой же страницы стало понятно, что принадлежал он Роне Риддик. Она писала в нем о своей совместной работе с Гордоном Геллертом над созданием Орты. Некоторые записи были посвящены тому, как этот мужчина порой выводил ее из себя. Одна запись даже заставила меня улыбнуться, ведь я знала, что в итоге они поженились.

Однако следующая запись прогнала улыбку с моего лица.

Завтра мы наконец увидимся вновь. Иногда мне кажется, что он сослал меня заниматься этой школой, чтобы видеть как можно реже. Умом я понимаю, что это не так. Когда мы встречаемся, мне все говорит о его любви ко мне: и взгляд, и тон, и поцелуи, и прикосновения. Он похож в такие моменты на путника, заблудившегося в пустыне на несколько дней, но наконец нашедшего оазис с питьевой водой. Эта жажда в его взгляде — иногда мне кажется, ничто не в силах ее утолить. Мне кажется, мы будем очень счастливы вместе. Однажды. Когда он перестанет быть канцлером, и мне наконец не придется делить его с Республикой, которую он так любит. Ни мне, ни Гордону никогда этого не понять. А он полностью отдает себя государству. Возможно, именно поэтому он и не хочет отдавать себя ему всю жизнь?