того, как я ее арестовал. В общем, дерьмовое дело. Но и это не самое страшное. А самое страшное то, что семья развалилась и восстановлению уже не подлежит. Вот так. Старик лишился и денег, и семьи.

— Было бы еще хуже, если бы эта Дороти продолжала вытягивать из него деньги, — сказал я.

— Как сказать. Дочь и так испоганила ему остаток жизни. На суде он сказал, что уж лучше бы она его убила. Такая вот притча.

Я попытался успокоить Сэма:

— Но ты же сделал то, что считал нужным.

— Нужным? Кому? Я часто вспоминаю тот день, когда постучал в его дверь. И чем больше я думаю, тем сильнее сомневаюсь в том, что слезы на его щеках были слезами облегчения. Наверное, в тот момент старик понял, что все кончено, что козыри, которые он держал в руках, ушли, а судьба нашла способ оставить его в дураках. С теми бумажками он чувствовал себя королем, представлял, как будет преспокойно доживать деньки в каком-нибудь роскошном центре для престарелых, а получилось так, что из короля он вдруг превратился в побитого жизнью доходягу с пустым местом там, где был здоровый и крепкий зуб.

Я глубоко втянул воздух, пытаясь почувствовать запахи моих домочадцев.

— По-твоему, дело с Томом Клуном тоже добром не кончится, а, Сэм?

— Нет, не кончится. Я и не рассчитываю.

— Ладно, спокойной ночи и спасибо за информацию.

— Да. Эй, подожди, еще кое-что.

Я нисколько не удивился, что у него нашлось еще кое-что.

— Ты можешь рассказать мне что-нибудь об этой женщине, агенте ФБР? Той, которая обеспечила Клуну алиби на прошлый вечер? Ты ведь даже не прокомментировал тот факт, что они встречаются. Когда я рассказал, что алиби Клуна — женщина из ФБР, ты не произнес ни слова. Даже не моргнул. Мне это тогда еще показалось странным.

«Я много чего знаю об этой женщине, — подумал я. — Хотя, может быть, и не так уж много — сразу не решишь». Но как бы там ни было, я не мог рассказать Сэму ничего, ни о Кельде Джеймс, ни о том, какое отношение она может иметь к Тому Клуну.

Мне не нравится, когда меня загоняют в угол или ставят мне ловушки. Рассказав притчу о старике и задав вопрос о Кельде, Сэм явно рассчитывал, что я попадусь в расставленные сети. Не вышло.

— За кого ты меня держишь? — спросил я тоном насмешливого негодования.

Теперь пришла его очередь смеяться.

— Мы ведь с этим уже определились, разве нет?

Будить Шерри и Саймона не хотелось, поэтому, решив все же позвонить Сэму, я набрал номер его пейджера.

Держа у уха маленький телефон Лорен, я стоял на веранде и вслушивался в звуки ночи. Наслаждению обычной ночной симфонией мешало вторжение постороннего шума, напоминавшего дуэль между бензиновой газонокосилкой и скрипачом-бабуином. Должен сказать, по сравнению с раздирающими тишину криками недовольной лисицы кошачий концерт может показаться музыкой божественного Моцарта.

Телефон завибрировал. Хорошо, что Лорен поставила его на вибрацию, потому что на фоне стонов и завываний лисы я бы просто ничего не услышал.

— Привет, Сэм. Это Алан.

Он совсем даже не обрадовался.

— Чей это номер?

— Лорен. Я звоню с ее телефона. Боялся ее разбудить, вот и вышел на веранду. Послушать чертовых лис.

— Ты для этого меня разбудил? Чтобы и я их послушал?

Я протянул руку в ночь, доставляя Сэму бесплатное удовольствие.

— Нравится?

— Кошмар. И вы слушаете это каждую ночь? Плата за счастье жить в пригороде?

— Нет, такое счастье выпадает нечасто. Послушай, кто-нибудь видел Тома Клуна после полудня понедельника? Точнее, ближе к вечеру.

Сэм ответил после недолгой паузы:

— Нет.

— Тогда я, возможно, был последним. Примерно в три сорок пять он садился на красную «веспу» на Уолнат-стрит.

Чем я руководствовался, сообщая об этом Сэму? Строго говоря, информация не подпадала под определение конфиденциальной. Хотел того Том или нет, после освобождения из тюрьмы репортеры сделали его публичной фигурой, а видел я его за пределами своего рабочего кабинета. Конечно, я ничего бы не рассказал, если бы не был обеспокоен его исчезновением.

Сэм прекрасно знал, что мой офис находится на Уолнат-стрит, как знал и то, чем я занят во второй половине рабочего дня. Тем не менее ему хватило мудрости не комментировать мое заявление.

Мудрость мудростью, а вот что такое «веспа», он не знал.

— Красная «веспа»? Это еще что за чертовщина?

— Это итальянский скутер.

— Скутер? Вроде детского самоката?

— Нет, не вроде детского самоката. Скутер — это такая штука с мотором. На них сейчас в Риме все крутые парни разъезжают. Что-то вроде небольшого мотоцикла. Скорее, мотороллер. Уверен, ты их видел.

— Ну, не знаю. Давненько не бывал в Риме. Так бы и сказал, мотоцикл.

Я промолчал. Сосчитал до трех. Потом сказал:

— Подумал, что вам, может быть, будет легче его искать, зная, что он был на… на транспортном средстве.

— Это на тебя моя притча подействовала, да? Моя туповатая история о старике с облигациями? Она все-таки тебя достала?

— Нет, дело не в твоей притче. Я о ней и не вспоминал. Послушал и забыл.

Сэм снова помолчал.

— Не смог уснуть, а? Чувствовал себя виноватым? Совесть покоя не давала?

В голосе его послышались непривычные нотки сочувствия.

— Да, так оно и было.

— Ладно, иди. И спи спокойно. Это нам поможет. Иногда бывает легче найти мотоцикл — извини, скутер, — чем человека.

Я закрыл крышку. Лисица, наверное, ушла. В ночи громко стрекотали несколько десятков сверчков.

Часть III. В ожидании муссонов

Глава 29

— Какого… — пробормотал Том Клун, открывая глаза и обнаруживая, что утро застало его на открытом воздухе.

Воздух имел какой-то особый запах, и этот запах, резкий запах сосны, агрессивно вторгался в нос Тома. Во рту ощущался неприятный металлический привкус. Том поднял и тут же опустил голову — острая боль пронзила ее от виска до виска, как будто в них воткнули раскаленные шипы.

— Черт! — вслух произнес Том и состроил гримасу.

Гримаса отдалась еще одним импульсом боли, от которого он снова скривился.

Том попытался шевельнуть ногами, но смог сдвинуть их только на несколько дюймов. Его руки и ноги ощущали гладкую нейлоновую ткань — он находился в спальном мешке.

«Этому должно быть объяснение, — сказал себе Том. — Это можно как-то объяснить. Где я был прошлой ночью?»

Том не принадлежал к числу тех жителей Колорадо, которые, проснувшись ранним утром в спальном мешке со слипшимися глазами и увидев высокое утреннее небо,