В конце коридора Кэтрин остановилась и нахмурила брови, не находя того, что искала.

— Ты говорил, тут есть жилые помещения?

— Да, для участников конференций.

— Значит, где-то должна быть и кухня?

— Ты проголодалась?

Кэтрин ответила суровым взглядом.

— Нет, мне нужна лаборатория.

«Разумеется. — Тут Лэнгдон заметил уходящую вниз лестницу, обозначенную многообещающим указателем. — Самая любимая в Америке пиктограмма».

Внизу обнаружилась типичная столовская кухня — много хрома, гигантские миски, кастрюли — явно для готовки на большое количество людей. Ни одного окна. Прикрыв за собой дверь, Кэтрин включила свет. Тут же загудела автоматическая вытяжка.

Кэтрин принялась обшаривать шкафы в поисках нужных принадлежностей.

— Роберт, выгрузи пирамиду на стол, — велела она.

Чувствуя себя как начинающий поваренок в присутствии знаменитого шеф-повара вроде Даниеля Булю, Лэнгдон послушно вытащил пирамиду и водрузил сверху золотое навершие. Кэтрин в это время наполняла огромную кастрюлю горячей водой из крана.

— Поставь на плиту, пожалуйста.

Лэнгдон, стараясь не расплескать, взгромоздил кастрюлю на конфорку. Кэтрин открыла газ и зажгла пламя.

— Омаров будем варить? — с надеждой полюбопытствовал Лэнгдон.

— Очень смешно. Нет, варить не будем, будем творить — алхимию. И кастрюля, к твоему сведению, не для омаров, а для пасты. — Кэтрин показала на вставку-дуршлаг, которую она заранее вынула из кастрюли и оставила на столе рядом с пирамидой.

«Кто бы мог подумать».

— Значит, для расшифровки пирамиды надо сварить макароны?

Кэтрин пропустила саркастический вопрос мимо ушей, решив, что пора отбросить шутки в сторону.

— Ты наверняка в курсе, что масоны не случайно выбрали высшим градусом именно тридцать третий, — это связано как с историей, так и с символикой.

— Разумеется, — подтвердил Лэнгдон. Во времена Пифагора, за шесть столетий до Рождества Христова, в нумерологии число тридцать три почиталось как высшее из совершенных. Оно было священным, означающим божественную истину. Переняли это отношение и масоны — впрочем, не только они. Не случайно в христианской традиции принято считать, что Иисус был распят в возрасте тридцати трех лет, хотя никакими историческими источниками это не подтверждено. Не случайно Иосифу, согласно преданию, было тридцать три, когда он женился на Марии; Иисус сотворил именно тридцать три чуда, имя Господа упоминается в Книге Бытия ровно тридцать три раза, а в исламе небожители навсегда оставались тридцатитрехлетними.

— Число тридцать три почитается как священное во многих мистических традициях, — подытожила Кэтрин.

— Точно, — согласился Лэнгдон, по-прежнему недоумевая, при чем тут кастрюля для варки пасты.

— Значит, ничего удивительного, что алхимик, розенкрейцер и мистик Исаак Ньютон тоже придавал большое значение числу тридцать три.

— Еще бы. Ньютон с головой окунулся в нумерологию, пророчества и астрологию, но как…

— «Все явит тридцать третий градус».

Роберт Лэнгдон вытащил из кармана перстень Питера и перечел надпись. Потом посмотрел на кастрюлю с водой.

— Прости, все равно не понимаю.

— Роберт, сначала мы решили, что под тридцать третьим градусом имеется в виду масонская степень, а потом догадались повернуть на тридцать три градуса перстень и превратили куб в крест. Тогда мы поняли, что слово «градус» здесь используется в другом смысле.

— Ну да, в геометрическом.

— Правильно. Но у «градуса» есть и другие значения.

Лэнгдон снова посмотрел на подогреваемую кастрюлю.

— Температура.

— Именно! — похвалила Кэтрин. — Разгадка пряталась на самом виду.

«Все явит тридцать третий градус».

Если нагреть пирамиду до тридцати трех градусов… что-нибудь наверняка откроется.

Лэнгдон не сомневался в исключительной остроте ума Кэтрин Соломон — однако кое-что она явно упустила из виду.

— Тридцать три градуса по Фаренгейту — это ведь почти минусовая температура. Может, следует положить пирамиду в морозилку?

Кэтрин улыбнулась:

— Ни в коем случае. Мы ведь готовим по рецепту великого алхимика и розенкрейцера, который подписывался псевдонимом Jeova Sanctus Unus.

«Исаак Ньютон еще и рецепты сочинял?»

— Роберт, температура — это основной алхимический фактор, и ее не всегда измеряли по шкале Фаренгейта или Цельсия. Есть и более древние шкалы, причем создателем одной из них как раз является Исаак…

— Шкала Ньютона! — воскликнул Лэнгдон, соображая, что Кэтрин явно права.

— Именно. Он строил свою шкалу исключительно на естественных явлениях. За точку отсчета была принята температура таяния льда, названная нулевым градусом. — Кэтрин выдержала паузу. — Думаю, ты без труда догадаешься, каким градусом он обозначил температуру кипения воды — учитывая что кипение считалось венцом всех алхимических процессов.

— Тридцать третьим.

— Точно! Тридцать три градуса. Температура кипения воды по шкале Ньютона. Помнится, я как-то спросила брата, почему Ньютон выбрал именно это число. Ведь на первый взгляд оно ни к чему не привязано. Почему не сто? Или еще что-нибудь поизящнее? И Питер объяснил, что для мистика Ньютона не существовало числа стройнее и элегантнее.

«Все явит тридцать третий градус».

Лэнгдон посмотрел на кастрюлю, затем на пирамиду.

— Кэтрин, пирамида сделана из цельного гранита и золота. Ты всерьез считаешь, что ее можно преобразовать обычным кипятком?

Кэтрин улыбнулась, словно знала что-то еще, о чем Лэнгдон пока не догадывался. Уверенным шагом двинувшись к столу, она взяла пирамиду вместе с золотым навершием и поместила в дуршлаг. А потом осторожно погрузила в кипящую воду.

— Вот сейчас и выясним.

Из зависшего высоко над собором вертолета пилот, переключив управление на автоматику, наблюдал за зданием и окрестностями. «Нигде никого». Тепловизоры не позволяли рассмотреть, что творится за каменными стенами, поэтому о действиях команды в данный момент пилот представления не имел. Впрочем, если кто-нибудь попытается проникнуть наружу, тепловизоры покажут.

Тепловой датчик сработал ровно через минуту: прибор, устроенный по тому же принципу, что и системы охранной сигнализации, среагировал на разницу температур. Как правило, в таких случаях отображалась человеческая фигура, движущаяся через поле холода, однако сейчас на мониторе виднелось какое-то тепловое облако, клочок горячего воздуха, плывущий над лужайкой. Пилот проследил, откуда оно плывет. Вентиляционный выход в стене колледжа.

«Нет, похоже не то». Такие перепады на тепловизорах отражались постоянно. «Готовят или белье стирают». Он уже было отвернулся, но тут заметил некоторую нестыковку. На стоянке у колледжа ни одного автомобиля, в окнах — ни огонька.

Пилот еще раз пристально вгляделся в экран тепловизора, а потом связался по рации с командиром.

— Симкинс, может, ничего такого, но тут у меня…

— Накаляющийся датчик температуры! — Лэнгдон согласился, что решение хитроумное.

— Обычный закон физики, — пояснила Кэтрин. — У разных веществ разная температура накаливания. И в науке это свойство применяется повсеместно. Тепловой маркер.

Лэнгдон взглянул на покрытую водой пирамиду с навершием. Над кастрюлей уже клубился пар, но профессора это не слишком воодушевило. Стоило посмотреть на часы, и сердце тревожно забилось: