назовет вонью, впиталась в одежду, кожу и волосы Регины! Вот еще причина, почему туда никто не заходит. Да и крепость в коридоре, возможно, тоже объясняется этим. Конечно, столько животных… Но ведь не объясняется! Вот когда Регина возмутилась. Прежде чем говорить пафосные слова о долге, ответственности и сострадании, надо бы мыть квартиру и тех, кто не может себя помыть. Да и самой бы не мешало, если говорить уже совсем прямо. Трудно, конечно. А кому легко? Не тем, кто едет сейчас в опасное место, не зная, найдут там живого человека или труп.

Регина ворвалась в свою квартиру, затем в ванную и обнаружила, что раньше времени дали горячую воду. Есть же добрые люди на свете! Она терла себя мочалкой под душем с практически кипятком. Затем сунула всю одежду, в которой ходила к Виолетте, в стиралку, протерла шваброй свой путь от двери.

Схватила телефон и набрала Сергея:

— Сережа, что у вас? Меня всю колотит.

— Мы на месте. Он здесь. Разбираемся.

— Он жив?

— Можно сказать и так. Но состояние ужасное. Люди поехали на отлов банды и ее главной. Больше не могу, извини.

— Сережа! Умоляю. Скажи мне адрес, я приеду. Я не могу вынести этого бездействия и тупого ожидания. Может, помогу чем-то.

— Чем ты поможешь? Тут эксперт, врачи. Человека реально пытали несколько дней. У него переломаны руки, ноги, пальцы… Открытые, воспаленные ножевые раны. И он в сознании, может говорить. Ему, конечно, очень приятно будет, если зрителей станет больше. Если незнакомая женщина увидит его в таком страшно униженном положении, ко всему. В этом гараже нет ванной и прочих удобств, если ты не поняла.

— Прости. Я не подумала…

— Да понятно, что такое в нормальную голову не придет. Регина, мы потом договоримся с клиникой, чтобы дали возможность поговорить с Игорем, когда его немного приведут в порядок. Мы хотим там провести и очную ставку с особой, которая все это придумала, руководила, участвовала. Она же подозревается в убийстве родителей Кириллова. Нашли улику, будет эксгумация.

— Господи, кто же это?

— Девушка, если можно так выразиться. Дочь его подруги на время командировок в Троицк. Екатерина Петрова. Отмороженная психопатка и мразь. Мне пора, до связи. Сам позвоню, как получится.

— Я не могу дышать… То есть я жду, больше не буду дергать. Удачи! И спасибо.

Регина на самом деле не могла вздохнуть, как будто бетонная плита навалилась ей на грудь. Примерно такое, о чем говорил Сергей, она, конечно, читала в криминальных новостях, в сценариях. Но то был иной мир, для других, в какой-то параллельной реальности. Она играла бы в картине с таким сюжетом, но она никогда, ни при каком раскладе не могла приблизиться, прикоснуться к этому миру в своей жизни. Просто потому, что это была бы не ее жизнь, это стало бы преступлением против всего, для чего она рождена… Но это случилось. И теперь она будет дрожать и плакать, пока не произойдет какое-то чудо. Не появится какой-то просвет, надежда, лучик справедливости.

Она бы плакала и дрожала остаток дня, вечер, ночь, до самого рассвета, неизвестно когда и как… Но тут позвонил режиссер Коля Давыдов.

— Слушай, Регина, я буквально на минуту. У меня запарка. Но дело важное. Есть сценарий… Он такой — на тебя, как по меркам. Роль — зашибись. И я ее уже обещал Васильевой. Она бы хорошо сыграла, но это не ты. И картина бы получилась не такой, как мне надо. Я к тому, что у нас говорят, будто ты уже здорова… Если нет, я сразу отстану…

— Да! — почти закричала Регина. — Я здорова. Я хочу сценарий, к тебе на площадку… Я просто хочу все это…

— Ты плачешь? У тебя что-то случилось?

— Да нет же. Я от радости плачу. Я так устала от всего, что не кино.

— Ох, ты ж моя дорогая! Высылаю сценарий на мейл. Ты сразу узнаешь свою роль.

Так пришло спасение. Регина запоем читала несколько часов. Потом пылала и входила в роль, которую, конечно, сразу узнала. Утро потребовало действий. Регина приготовила себе еду на день и несколько раз делала сложную гимнастику. Маски для лица, крем для тела, контрастный душ. Что бы ни происходило с актрисой, как бы ни ныла душа и ни болели все кости и мышцы, она обязана возродиться по собственной команде «мотор». Ей нужно работать, это важнее самого дыхания. И ее страх, слабость, боль и потрясения — все должно стать огнем, от которого разгорится ее талант, ее способность быть не только собой или вообще не собой, но стать отражением многих миров.

Так пролетел день, а к вечеру раздался звонок Кольцова:

— Я заеду за тобой через час. Если ты не передумала и нормально себя чувствуешь.

— Готова. Жду.

Регина надела черное облегающее платье из шелкового трикотажа, чуть подвела тушью ресницы и провела по губам неяркой золотистой помадой. Зачесала назад свои светло-рыжие волосы. Они у нее такие с рождения, хотя мало кто верит в то, что она их не красит. Постояла в задумчивости у холодильника: в больницу вроде бы надо собирать передачу. Но как она сейчас сообразит, что туда можно привезти? Наверное, этому мученику вообще пока ничего нельзя. Не тащить же туда букет, чтобы цветы вяли на глазах того, который сам едва не умер. Вот что надо взять!

Регина вышла к Сергею и попросила его подождать пять минут. Она забежала в клинику, попросилась в клетку к Джине. Ей открыли дверь, она позвала… И безучастно лежащая голубая собака вдруг подняла голову и ясно, вопросительно и с надеждой посмотрела на нее своими синими глазами.

— Привет, Джина, — произнесла Регина. — А я к Игорю еду. Улыбнись мне, если сможешь.

Снимок получился невероятно ярким, выразительным и трогательным. Регина погладила теплую меховую голову и шепнула в ухо: «Завтра забегу, все расскажу. Не грусти. Я рядом».

Регина села в машину, Сергей одобрительно на нее посмотрел:

— Хорошо выглядишь. Мало кому идет черный цвет, хотя носят его все кому не лень. Ты в его оправе как золотой бриллиант. Таинственная, драматичная и согретая солнцем. Ты ходила сообщить собаке, что нашла ее хозяина?

— Да. И сделала фото для Игоря. Смотри.

— Класс. Вот где гений чистой собачьей красоты! Меня всегда изумляли эти синеглазые собаки. Во взгляде явно надежда. Она тебя поняла.

— Да. Она еще раньше, в самом плохом состоянии, после операций, так реагировала на имя «Игорь».

Они какое-то время ехали молча. Регина изо всех сил терпела, не