сохраняет девственность и лишается ее, только вступив в любовную связь с Рамином. Таким образом, основное условие средневекового романа, в соответствии с которым герои, соединенные роковой любовью, могут принадлежать только друг другу или никому, в данном случае тоже соблюдается:

Обвились руки Рамина вокруг Вис,

Словно золоченый обруч вокруг серебристого тополя…

Слились их уста, сблизились лица,

Бросили они мяч наслаждения на поле [игры в чоуган].

Они так тесно сплелись в объятьях,

Что два тела были на ложе, как одно тело…

Когда Рамин гарцевал на поле радости,

В замок наслаждения вложил он ключ желания.

Та красавица пленяла его всё больше,

Ведь печатью Господа она была запечатана.

Просверлил он ту прекрасную драгоценную жемчужину,

Поступил он, как велит добронравие.

Когда он извлек свою стрелу из раны,

И мишень, и стрела были обагрены кровью.

Его стрелой была ранена нежная Вис,

[Но] ее сердце достигло желания от этой раны.

Наибольшее возмущение благонравного читателя, скорее всего, должна была вызывать вторая эротическая сцена в поэме – свидание Вис и Рамина в саду, куда одержимая страстью героиня спускается из дворца по веревке, сбросив обувь, теряя по дороге украшения и предметы одежды. Потом она пробирается по саду в поисках возлюбленного, лишившись головного покрывала, поранив ноги и порвав шальвары:

Сбросила туфли та сребротелая,

На айван взлетела, словно сокол.

Словно птица, вылетела она на крышу,

Сорвал ветер с ее головы драгоценности и украшения.

Осталась она босая и с непокрытой головой…

Шёлк ее покрывала зацепился за угол,

Она его дернула рукой, и оно соскочило…

Ослаб узел пояса на ее талии,

Когда порвались шальвары на ее бедрах.

Не осталось на ней ни [целой] одежды, ни украшений,

Вся она была в лохмотьях с головы до ног.

Босиком бегала она по всему саду,

В каждый уголок заглядывала в поисках любимого.

Естественно, ничего подобного этой сцене в дальнейшей традиции не встречается. Тем не менее преемственность в описании интимной близости героев и утраты героиней девственности сохраняется.

Самое большое количество эпизодов, выдержанных в духе средневековой буффонады, приходится на долю царственного рогоносца Мубада, тщетно принимающего всевозможные меры с целью помешать влюбленным. Он злобен и подозрителен, упрям и глуп и всегда неизбежно обманут. Тем не менее вспышки гнева, вызванного изменами Вис, кончаются сценами прощения. Обманщице Вис, как правило, все сходит с рук, ей легко удается уговорить легковерного Мубада, что она ни в чем не виновата, что все происшедшее привиделось мужу во сне или почудилось с пьяных глаз. В одном из эпизодов после счастливого свидания любовников рассерженный Мубад находит Вис в отдаленном уголке сада, и ей удается убедить мужа, что сюда ее перенес явившийся ей во сне ангел. Сон ее был прекрасен:

Из [лепестков] шиповника и лилии было мое ложе,

Озаряющий мир Рамин покоился в моих объятиях.

Таким образом, Вис признает свою вину поистине демагогическим способом – признание звучит как оправдание. Рассказав эту заведомую небылицу, Вис добавляет: «Проснулась я и вижу, что ты тут торчишь передо мной», – и легковерный Мубад вновь просит у жены прощения.

Основным двигателем сюжета и персонажем, толкающим главных героев на совершение тех или иных поступков, несомненно, является кормилица, преданная своим питомцам и заинтересованная в их счастье. Этот явно плутовской образ привносит в поэму бурлескное начало, вовлекая в его карнавальную стихию и других персонажей повествования. Ее советы и увещевания, предназначенные Вис, откровенно циничны, она убеждена, что все средства хороши, дабы добиться желаемой цели. Однако в то же время она бескорыстно служит влюбленным и из всех богатых даров, которые предлагает ей Рамин за пособничество в свиданиях с Вис, выбирает только скромный серебряный перстенек.

Карнавально-пародийный колорит романической поэмы «Вис и Рамин» проявляется и в специфической трактовке многих сюжетных ходов и ситуаций любовного романа, в их подчеркнуто натуралистической подаче, в использовании приема «переодевания» героев (кормилица подменяет Вис на брачном ложе, Рамин и его гвардия в женском платье захватывают дворец). Многие высказывания героев вне зависимости от их социального статуса выдержаны в низком стилистическом регистре.

Следует подчеркнуть, что, несмотря на отмеченные особенности, поэма Гургани сыграла заметную роль в складывании канона любовно-романического эпоса в персоязычной литературе. Она закрепила в любовном романе отдельные элементы сюжета, ставшие впоследствии традиционными: детская привязанность героев, вынужденный брак одного из главных персонажей с нелюбимым супругом и сохранение в этом браке невинности, обмен любовными посланиями и клятвами, испытания, проверяющие прочность чувств, и т. д. Самым характерным примером повторения сюжетных ситуаций в последующих образцах жанра является сцена разговора влюбленных в поэме Низами «Хусрав и Ширин», которая практически полностью повторяет модель ситуации поэмы Гургани. Речь идет о попытке выяснения отношений между влюбленными после измены Рамина. Герои, укоряя друг друга, обмениваются четырнадцатью пространными монологами. В конце концов, обиженная Вис не пускает Рамина в свой замок, но затем, когда он уезжает, посылает за ним кормилицу и отправляется ей вслед сама. Подобным же образом развиваются события и в поэме «Хусрав и Ширин».

Этому знаменитому эпизоду предшествует целый блок глав, повествующих об обмене посланиями между влюбленными. В десяти письмах Вис говорит о горечи разлуки с Рамином, находящимся в Гурабе в обществе ее соперницы, напоминает о том, что она пребывает в постоянных мыслях о возлюбленном, который является ей во сне. В письмах она упрекает Рамина в нарушении клятв, выражает надежду на скорое окончание разлуки, описывает глубину своих чувств и переживаний. В свою очередь Рамин адресует Вис письмо, в котором пытается оправдаться и упрекает ее в жестокости. По сути, Вис разъясняет своему возлюбленному, совершившему измену, природу истинной любви и нормы поведения идеального влюбленного. «Дидактика любви» в письмах Вис содержит элементы кодекса поведения влюбленных и тематически соотносится со средневековыми трактатами о любви, например, известным трактатом андалузского автора XI в. Ибн Хазма «Ожерелье голубки» (Таукал хаммана).

Так, тема «Письма второго» перекликается с главами об удовлетворенности и о забвении, тема «Письма третьего» полностью совпадает с темой главы о верности, «Письмо четвертое» представляет собой аналог главы об удовлетворенности, «Письмо пятое» соответствует главе о покорности. Есть и совпадения некоторых конкретных деталей, например, во «Втором письме» и в главе об удовлетворенности трактата говорится, что влюбленному может явиться во сне образ любимой. Этот мотив многократно варьируется