Он вдруг подался вперед, сметая все, что могло помешать, и прижался к ее губам своими. Джен замерла, растерянная, немного дрожащая. Он не стал ее мучить, просто поцеловал, как давно хотел, наслаждаясь горячими мягкими губками. Она, кажется, перестала дышать и вцепилась в его руку. Брэнд перегнулся, собственно уже и не контролируя свое поведение, поцеловал крепче, запустил руки в мягкие волосы, поглаживая кожу.

Отрезвил Брэнда только легкий удар по спине. Джен тяжело дышала, когда он отстранился, и прятала глаза. Снова накричит? Ну, зато он проверил, что значит ее целовать. И, похоже, проделает это еще не раз.

— Никогда, — глухо произнесла Джен, — больше так не делайте.

— Почему? — на всякий случай решил уточнить он. — Потому что я — это я или ты просто не любишь целоваться?

— Потому что, — она упрямо посмотрела ему в глаза, — вы — это вы. Не притворяйтесь, что стали ко мне по-другому относиться. Вы, может, и решили не провоцировать конфликт, потому что я нравлюсь вашим детям, но отношение не изменили. Люди не меняются так быстро.

Брэнд тяжело вздохнул. До чего упрямая девица. Заперта с ним в одном флаере, дрожит, нервничает, но гнет свою линию, вообще не видя ничего вокруг. Ладно. Терпения ему не занимать. В определенных ситуациях.

— И ты ничего не почувствовала, — решил уточнить он.

— Нет.

Врет. Врет, мелкая, да еще и нагло, в глаза, хладнокровно. А то он сам не понял, почувствовала она что-то или нет. Наверное, можно настоять, но кто знает, как ей потом аукнутся эти три часа наедине с ним? Придется прятаться от злого Гранта, который в периоды особенного гнева может сожрать мозг чайной ложечкой.

— И почему ты не соглашаешься на то, чтобы Грант все исправил? Это даже не требует оперативного вмешательства. Несколько сеансов терапии, разговор с врачом, возможно, какие-то витамины — и ты снова, как и все женщины этой галактики, огромный мешок с эмоциями. Мы можем задержать тебя на пару недель, чтобы все успеть. С бабушкой созвонимся, предупредим, что ты задержишься. Миранде ты нравишься, ей как раз, после отъезда Артена, нужно будет привыкнуть к его отсутствию.

Она ответила после долгого молчания, а Брэнду неожиданно понравилась эта мысль. Оставить ее еще ненадолго, расшевелить и с успокоенной совестью, которая вдруг проснулась, когда волнение за детей улеглось, отправить домой, на Землю.

— Нет, — наконец сказала Джен. — Не нужно ничего исправлять. После дня рождения Миранды отправьте меня домой.

Брэнду захотелось удариться головой о приборную панель. Как будто с мебелью разговариваешь или с заводной игрушкой. Ничего, он ее в итоге расшевелит. Она не знает, чего лишает себя, хотя после поцелуя, наверное, начала понимать.

Вообще Брэнд, себе конечно (всегда приятно поговорить с умным человеком), признавался, что палку он перегнул довольно сильно. Такой уж у него характер: кроме семьи он ценил лишь тех людей, кто доказал свою порядочность и честность, причем сам этими качествами отличался далеко не всегда.

Восемь лет назад, когда он увидел остатки флаера жены, он, не будь рядом Гранта, с маленькой голубой планеты не выбрался бы. Брэнду потребовалось пятнадцать минут, чтобы прийти в себя от полнейшего шока, а в это время Грант осматривал остатки машины, чтобы заключить: Артен из нее выбрался, код для создания Миранды безвозвратно утерян. Брэнд чудом взял себя в руки. Активировал спутник, нашел сына, догнал и в первые мгновения подумал, что Джен собиралась похитить его сына, что именно она виновата в катастрофе. Наверное, он был неадекватен, тогда как Грант сразу понял, что Джен не собиралась похищать Артена. Сам Брэнд разобрался во всем только спустя время, когда воспоминания об уходящем в открытый космос гробе притупились.

Ему нужна была дочь. Особенно тогда, когда он остался без жены. Он чувствовал, что если не сможет участвовать в программе, то свихнется. Тогда он взял анализатор и решил, что его дочь будет похожа на Джен. Его абсолютно не трогало, что ей больно. Боль длилась меньше минуты, а у него появилась дочь. Брэнд с содроганием вспоминал, как мучительно долго решали его вопрос, но в итоге деньги победили все, и Миранду ему отдали. Потом некоторое время он боялся, что с закрытием программы Миранду отберут, но сумел отстоять право воспитывать дочь самостоятельно. Потом случилась болезнь, и опять пришлось лететь к Джен, просить помочь Мире, нервничать, что из мести она убьет его дочь. Не в прямом, конечно, смысле, но смотреть, как умирает Миранда и спрашивает, почему сестренка Дженни не хочет ей помочь, было бы невыносимо.

Миранде сложно было в первое время понять слово «прототип», и она называла Джен сестрой. Хотя, если их поставить рядом, сходство будет лишь отдаленное. Наверное, при должных обстоятельствах Джен действительно могли называть сестрой Миранды. Или, может, матерью? Мало ли, какая у нее раса, что так молодо выглядит.

В общем, практически все ошибки в его жизни — из-за Джен, и он продолжает загонять себя в угол. Потому что не хватало еще поставить себя в ситуацию, когда он не сможет ее отпустить и будет мучить, пытаясь придумать причину, чтобы она осталась.

И Брэнд решился задать еще один, крайне неприятный как для него, так и для нее вопрос. Ковырять, так уж глубоко. Может, это изменит ее мнение. На худой конец она расплачется, он будет ее утешать, еще раз поцелует… Так, стоп. Желание, чтобы она расплакалась — это уж совсем дикость какая-то. Времен его былой неприязни.

— Грант говорил, что перед той нашей первой встречей что-то случилось с твоими родителями. Тебе из-за этого не нравятся сильные эмоции?

Джен уже успокоилась и крепко выругалась, прокомментировав болтливость Гранта.

— Да, они погибли. Я переживала, поссорилась с бабушкой из-за ерунды и ушла из дома. Увидела катастрофу… дальше вы знаете.

— Почему погибли?

— Папа пьяным вел мотолет. — Она передернула плечами. — Они были неплохими родителями. Просто очень молодыми. Маме было шестнадцать, когда я родилась, папе — восемнадцать. Они хотели развлекаться, жить полной жизнью, а я им мешала. Потом приехала бабушка, и они наконец-то смогли позволить себе веселиться. Они любили меня, но один раз возвращались из клуба домой и думали, что ничего не случится. Потеряли управление, влетели в Старую реку и утонули. Даже тел не нашли.

— Прости. Не знал.

— Да чего уж теперь. Бывает. А почему разбился флаер вашей жены?

— Никто не знает. Может, несчастный случай, может, кто-то отомстил мне или надеялся убрать с дороги. Бизнес довольно жесток.

— А вы? — Джен заинтересованно приподнялась. — Вы убивали кого-нибудь ради бизнеса?

Брэнд рассмеялся:

— Вот так меня загнали в угол и лишили последней надежды на завалящий прощальный поцелуй. Ты же внесешь мое имя в список сволочей столетия и будешь общаться только в присутствии адвоката.

— Значит, да?

Джен не округлила глаза и не перепугалась, но в глазах ее горел такой… интерес? Она его что, изучает?