Лера шарахнулась в сторону и выронила телефон в тот самый момент, когда существо, некогда бывшее ее отцом, дернулось к ней. Оно бы дотянулось до нее. Если не змеиным своим языком, то уж точно черными когтями. Дотянулось, разорвало бы глотку, окрасив садовую дорожку жизнерадостным цветом киновари. Но Лера, повинуясь какому-то древнему инстинкту, уклонилась и от языка, и от когтей. Существо захрипело, сказало с пугающей лаской в незнакомом голосе:

– Иди ко мне, доченька.

Даже если бы оно выглядело как обычный человек, Лера не признала бы в нем своего отца. Вот из-за этой самой «доченьки» не признала.

– Дай обниму.

Оно принюхивалось совершенно по-звериному и так же, по-звериному, склоняло на бок голову. Голова склонялась легко. Слишком легко… Может быть из-за вот этой раны на шее, которую Лера не увидела раньше, но отчетливо видела сейчас. Рана была почти такая же, как у мамы, такая же страшная, такая же смертельно-безнадежная.

Лера пятилась по садовой дорожке, не спуская глаз с существа, которое не было ни зверем, ни человеком. Которое было ужаснее самого страшного монстра из самого страшного ее кошмара. А в голове ее зарождалась спасительная мысль.

Этого не может быть! Она все еще в коме, а ее родители живы! Все это – лишь порождение ее больного мозга, горячечный бред! Когда она почти уверовала, почти смирилась, существо снова кинулось и, наверное, дотянулось бы, если бы ему не помешали.

На дорожке между Лерой и существом появился призрачный пес с черепом вместо головы, еще одно порождение и отродье. Это было даже забавно. Ее подсознание сталкивало между собой им же порожденных монстров. А оно сталкивало! Потому что призрачный зверь оскалился, его длинный змеиный хвост метался из стороны в сторону. Зверь скалился не на Леру, а на существо, пытавшееся на нее напасть. И существо скалилось в ответ. Оно урчало, шипело, но больше не нападало. Вместо этого оно пыталось обойти призрачного зверя. Оно пыталось, а зверь не позволял.

Хорошая собачка… Она уже видела ее раньше, такую же огромную, с таким же длинным, покрытым чешуей хвостом, но с головой.

– Цербер?.. – позвала Лера шепотом.

Призрачный зверь обернулся, красные огни в черных глазницах мигнули.

…Если он мигнет один раз, это будет означать «да». Кажется, так говорил Мирон из ее сна. Призрачный зверь мигнул один раз, утвердительно мигнул. А потом снова всем телом развернулся к готовящемуся к нападению существу, по-кошачьи замахнулся огромной когтистой лапой. Существо зашипело и отшатнулось.

– Цербер! Молодец! Хороший пес! – В собственных кошмарах она может позволить себе все, что угодно! Даже вот это адское отродье в качестве домашнего животного! Что угодно, только бы это сработало! – Цербер, не подпускай его ко мне! Пожалуйста! – Ее голос сорвался на испуганный и беспомощный визг, от которого окна первого этажа пошли сетью мелких трещин, а призрачный пес всего на мгновение стал почти настоящим, почти таким, каким она видела его в своем сне.

Так они и стояли: смертельно напуганная Лера, призрачный огнеглазый зверь, и дергающийся от нетерпения и злости монстр. Мексиканская ничья. Ни туда, ни сюда. Монстр не нападал, но и не отступал – принюхивался, присматривался, примерялся. Его шея вырастала из ворота перепачканной кровью рубашки точно так же, как до этого вырастали из манжет руки. Шея вытягивалась вместе с клыками и когтями.

– Моя маленькая гадкая девочка… – прошипело существо. – Позволь папочке обнять тебя. Папочка хочет кушать…

Лера тут же представила, кого и как именно будет «кушать папочка», и в этот момент случилось сразу две вещи. Разлетелись все окна разом, просыпались на дорожку дождем из стеклянных осколков. Щерящаяся в голодном оскале и раскачивающаяся из стороны в сторону голова монстра вдруг замерла, а потом начала медленно сползать с шеи. Мой меч – твоя голова с плеч…

Голова сползла и, на лету клацая зубами, упала на дорожку, прокатилась между широко расставленных лап Цербера и замерла. Следом осело тело, завалилось в куст пузыреплодника, дернулось несколько раз и тоже замерло. А на том месте, где всего мгновение стоял монстр, сейчас стоял добрый самаритянин. В руке у него была садовая лопата, а во взгляде – легкое раздражение. Лопата была перепачкана кровью, но ни единой капельки не попало на белоснежную льняную сорочку.

– Только не кричи больше, – сказал незнакомец успокаивающе. – Хватит с нас и разбитых окон.

Он аккуратно воткнул лопату в землю рядом с обезглавленным телом, добавил виновато:

– Прости, что так получилось. Не досмотрел. – Он подошел к Церберу, протянул руку ладонью вверх, сказал: – Хорошо, что хоть ты у нас сознательный и ответственный, Горыныч.

Призрачный зверь по-щенячьи припал на передние лапы, мигнул один раз.

– Это Цербер, – сказала Лера, пятясь от незнакомца.

– Видишь, друг, она тебя вспомнила, а ты переживал! – Незнакомец провел ладонью над черепом зверя, тот вильнул чешуйчатым хвостом и подошел к Лере.

Она бы убежала, но бежать было некуда – позади была кирпичная стена дома. Лера замерла, вытянулась в струнку, наблюдая, как призрачный зверь вытягивается у ее ног. В этом было что-то до боли знакомое и до боли домашнее. Так вытягивался несчастный Рони у ног Лериной мамы… И мама гладила пса по голове, и пес счастливо жмурился.

Лера тоже погладила. Что ей терять, когда все уже потеряно безвозвратно? Ее рука легла на белую кость и кость эту почувствовала. И рвущийся на поверхность жар, и похожее на вибрацию урчание. Ее призрачный зверь тоже зажмурился. Сейчас, под Лериной ладонью, он снова был почти живым, почти настоящим. От его черной шерсти едва уловимо пахло дымом и, кажется, хвоей. Лера обхватила мощную шею обеими руками, зажмурилась.

Все, теперь ей нечего бояться. Цербер не подпустит к ней ни одного монстра. Ни мертвого, ни живого. Ей бы только найти в себе хоть немножечко сил…

…Падала Лера медленно, цепляясь пальцами за жесткую собачью шерсть, борясь со звоном в голове и черными мухами перед глазами. Ей не дали упасть, крепкие руки обхватили ее за плечи и под коленки, а чуть хриплый, пахнущий вишневым табаком голос ворчливо сказал:

– Погорячился ты, Горыныч, вытянул из девочки все силы. Что ж ты так неосторожно, а?

Дальше были темнота и тишина. Обе уютные, обе успокаивающие. Леру качало на их мягких, дымно-вишневых волнах, как в колыбели. Может быть, именно так и выглядит смерть?

Глава 18

Мирона разбудил звук мобильного телефона, так некстати ворвавшийся в его сон в самый неподходящий момент, так некстати оборвавший их с Лерой тонкую связь. Звонили из Гремучего ручья. Администратор почти искренним тоном поинтересовалась, хорошо ли он себя чувствует. Мирон скрежетнул зубами, но ответил, что чувствует себя великолепно. Оказалось, что ему за проявленный прошлой ночью героизм, положено два оплачиваемых выходных. Так сказать, в качестве моральной компенсации. Про премию администратор тоже что-то такое мурлыкнула, но Мирон ее не услышал. Отгулы были как нельзя кстати. Поскольку Леры больше не было в усадьбе, его самого там держало лишь чувство долга и трудовой договор. Вежливо поблагодарив администратора, Мирон закончил разговор и, пока память еще была свежа, записал продиктованный Лерой адрес.

И так, у него есть название улицы и номер дома, но он не успел выяснить, в каком городе находится эта улица. Название намекало на что-то по-дачному уютное, не слишком масштабное, но сколько Садовых улиц в радиусе пары сотен километров? Мирон подозревал, что не одна и не две, но начало положено – и это главное!

Нет, главное, что он смог выйти на связь с Лерой. Да, возникли некоторые сложности и некоторые странности. Выйдя из комы, она напрочь забыла и его, и даже Цербера. В этом не было ничего страшного. Мирон полагался на собственную харизму и дьявольское обаяние призрачного пса. Больше Лера их не забудет! Опасность крылась в другом: он так и не рассказал ей про упырей. Да и как такое расскажешь? Кто вообще такому поверит? Цербера она хотя бы видела собственными глазами. Тут уж не открестишься. Мирон надеялся, что повстречаться с упырями Лере не доведется! Ему просто нужно поспешить с розыском.

Харон деликатно не звонил, ждал, когда Мирон сам выйдет на связь. Мирон глянул на часы – проспал он пару часов, но этого отдыха ему хватило, чтобы чувствовать себя более-менее нормально. Можно звонить Харону – выяснять, как у него обстоят дела.

Харон снял трубку на втором гудке, сказал бесцветным голосом:

– Слушаю тебя, Мирон.

– Я нашел ее!

– В городе? – Интонация Харона не поменялась ни на