Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький никс почувствовал, как священный огонь охватил все его тело, словно он сам был сделан из сухих веток. Но жар не обжог его, а наоборот, обдал приятным ветерком, полным ласки и блаженного спокойствия. Сердце Феликса стало наполняться умиротворением и гармонией. И, будто опьяненный дремотным порошком, Феликс упал в сладкие объятия уже настоящего, ничем не омраченного сна.
Глава 4. Мастер и пастух
Яркие лучи солнца пробивались сквозь заплатанные занавески, рисуя в воздухе золотые дорожки света, в которых, словно базарный люд, сновали мелкие мошки и частички пыли. Феликс лежал с открытыми глазами, бестолково наблюдая за этой мелочной суетой, и стараясь осознать все происходящее. Где-то за белой тряпицей билась о стекло муха, настырно жужжа, и требуя, чтобы ее немедленно выпустили наружу. В этой бесхитростной и в какой-то мере даже уютной обстановке, в голову Феликса начали возвращаться воспоминания, будто преданный пес, который все это время спал рядом у его ног, и увидев, что хозяин проснулся, тоже, зевая и виляя хвостом, поднялся на ноги, чтобы объявить о своем присутствии.
Феликс проснулся несколько минут назад в чьей-то обветшалой хижине, и не мог понять, как тут оказался. Его воспоминания смешались со сновидениями как смола с краской, и Феликсу понадобилось несколько долгих минут, чтобы кое как отделить одно от другого. Он прекрасно помнил, что ехал в карете с больным стариком, а потом… что-то случилось. Сейчас, когда он вспоминал прошедшие события, все казалось абсолютно нереальным и абсурдным. Может быть это тоже был сон? Тяжелые и расплывающиеся мысли никак не хотели укладываться в растрепанную голову маленького вора, и чтобы она не пустовала без дела, Феликс решил получше осмотреть место, в котором он оказался. Может тогда что-нибудь проясниться?
Осмотревшись, он окончательно убедился, что находится в какой-то покосившейся лачуге, которую никогда прежде не видел. В старых бревнах, между которыми выглядывали пучки сухой соломы, жуки-короеды давно прогрызли целые тоннели, из которых теперь струились золотые нити солнечного света. В дальнем углу стояла примитивная каменная печка, собранная из серых булыжников, и напоминающая рот мертвеца, погибшего в агонии. У другой стены стоял кухонный шкаф, затянутый бахромой из белой паутины, и сломанный стол, у которого отсутствовала одна ножка, и он не падал лишь потому, что был приставлен к подоконнику. Под потолком висело несколько пучков высушенных трав, и между ними беззаботно порхали мелкие мотыльки и одна большая юркая стрекоза. А еще Феликс готов был поклясться, что услышал, как под темным потолком захлопала крыльями ласточка, или какая-то другая птица, которая любит вить свои гнезда в таких местах. Единственным, что в этом доме выглядело более-менее приличным, была деревянная кровать, на которой сейчас лежал Феликс. Собранная из небольшого количества досок и бревен, она была накрыта несколькими овечьими шкурами, а подушка была набита высушенными травами, которые наполняли воздух уютными лесными нотками и клонили ко сну.
— О, вижу, что ты уже проснулся.
От этого неожиданного голоса, Феликс резко дернулся и несильно ударился о заднюю стенку кровати своим затылком. Он совсем не ожидал, что кроме него в этом доме находится еще кто-то. Феликс был почти уверен, что человек, который сейчас вышел на свет, появился прямо из воздуха, притом из той части дома, которая находилась дальше всего от массивной двери.
Это был мужчина средних лет, с короткими светлыми волосами, подстриженными на манер релиморского монаха, с добрыми чертами лица, и странным, даже немного пугающим, взглядом. Феликс подумал, что так, наверное, смотрит судья, который выносит смертельный приговор безжалостному убийце. И даже серая тканевая повязка, которая скрывала его правый глаз, не спасала от этого строгого и испытывающего взгляда. Но как только страх от неожиданного появления незнакомца начал утихать, и тот вышел на более освещенный участок комнаты, то Феликс стал замечать, что мужчина смотрит на него совсем не злобно, а даже наоборот, будто отец, который подошел к кровати больного сына.
— Мне приятно видеть, что с тобой все в порядке. У тебя была сильная лихорадка, и ты проспал с ней три дня. Видимо, тебя укусила какая-то ядовитая змея. — проговорил он, делая еще один шаг.
Теперь, когда на незнакомца упал широкий луч пробивающегося солнца, Феликс смог получше его рассмотреть. На вид ему было лет тридцать, и его гладкое лицо с точеными чертами, никак не сочеталось с серой мешковатой накидкой, которая висла на нем, словно ее только что сорвали с потрепанного пугало на всеми позабытом поле. Он напомнил Феликсу солдата, который, насмотревшись ужасов войны, решил посвятить свою жизнь служению Владыкам, и дал обет жить в бедности.
— Что? Укусила змея? — растерялся Феликс. — Но, я не помню… — мысли еще окончательно не выстроились в его голове, а новая информация еще больше их запутывала.
— По крайней мере, мне так показалось. Сейчас уже нет смысла гадать, что произошло, ведь тебе стало лучше, и это главное. — тихо ответил мужчина. — Я нашел тебя недалеко от города, и ты уже тогда выглядел не самым лучшим образом. К счастью, крепкий сон и несколько отваров из целебных трав все исправили.
— Сон? — все еще растерянно пробормотал Феликс.
И тут в его голове прояснилось, будто с нее сняли тяжелый чугунный котел, который давил и не мешал нормально сосредоточиться. Вид мужчины и его слова наполнил его голову яркими образами из сна. Воспоминания доносились до него, словно далекое эхо из глубины темной пещеры.
— Я видел Арка. — пробормотал Феликс, устремив стеклянный взгляд в пустоту, и стараясь ухватиться за тающие в солнечных лучах остатки сонных воспоминаний. — Арка Лайстунга! Первого претора Стелларии, понимаешь?! Я… я видел его детство! Он был рабом… а еще ферасийцев! — Феликс изливал свои воспоминания, словно взволнованный ребенок, который в первый раз увидел цепных ведьм, и стремился поделиться своими впечатлениями с друзьями. Он подумал, что если сейчас же не расскажет об этом, то непременно все забудет. — И… и… еще что-то. — проговорил он, хватаясь руками за голову.
Мужчина слушал его очень внимательно, не спуская голубого глаза с маленького никса, и, как показалось Феликсу, даже не