– Ты лишаешь меня даже маленького удовольствия, – делано усмехнулся он, не препятствуя ей гладить его под одеялом по брюшному прессу. – Ты подумала насчет моей тетради?

– Естественно, – ответила адвокатша и вытащила из своего портфеля коричневую тетрадь, завязанную сбоку на тесемку.

– Ты прелесть! – воскликнул Трамниц, погладив тетрадку по глянцевой обложке.

– Послушай, ты уверен, что хочешь оставить свой дневник при себе?

До сих пор Трамниц делал в нем записи только в присутствии адвокатши, и после завершения своего визита Пиа вновь уносила дневник с собой, чтобы его в клинике не нашли.

– Не думаю, что они будут обыскивать мою палату. Здесь, в стационаре, контроль не столь жесткий, как во флигеле повышенной безопасности. Если бы я хотел, то мог бы даже совершенно свободно передвигаться по всему отделению, почти как в колонии-поселении.

Трамниц помолчал немного, кивком указав в сторону решетчатых окон, и добавил:

– Правда, выходы здесь так же надежно защищены, как и везде.

– Хорошо, я смогу навестить тебя не раньше чем через три дня. Постарайся до того не наделать глупостей!

С этими словами она смахнула волосы со своего раскрасневшегося лица, а потом прошептала:

– Да, и вот что еще. С недавнего времени мы связаны с тобой еще более тесно.

– Что ты имеешь в виду?

От предчувствия плохих новостей желудок у него сжался.

– Мне кажется, что ты и так все понял, – ответила Пиа и, одарив его долгим страстным поцелуем на прощание, заявила: – Наши шуры-муры в конференц-зале не прошли бесследно. Я беременна. И клянусь, что еще до рождения нашего ребенка вытащу тебя на свободу.

Тилль

Новых друзей Тилля звали: Беззубая, Бесштанный и Безрукий.

Все они сидели в холле большого купольного зала не в удобных креслах, а, к сожалению, на практичных складных стульях, расставленных полукругом перед окнами, выходящими в парк.

Причем Беззубая являлась единственной женщиной среди них. На вид ей было не более двадцати пяти лет, но выглядела она как человек, вышедший по болезни на пенсию раньше времени. Когда-то Тиллю довелось посмотреть по телевизору немало репортажей, рассказывавших о наркоманах, и он сразу понял причину такой ее физической деградации.

Впереди и немного наискосок от нее сидел Бесштанный. Это был человек, которому в театре при распределении ролей обязательно дали бы сыграть стареющего аристократа – настолько импозантной являлась его внешность с характерным острым подбородком, седыми висками и высоким, как у мыслителя, лбом. На нем был даже костюм в полоску, в котором не хватало только одной маленькой детали – штанов.

Как бы то ни было, в ходе групповой терапии Тилль воспользовался возможностью не обращать внимания на его тощие, обросшие волосами ноги, избрав для себя другую точку для обозрения. Он смотрел на руководителя группы доктора Возняка, сидевшего спиной к парку, где массивные фонари наружного освещения были единственными предметами, не развевавшимися под натиском проливного дождя, словно флаги.

Дувший со стороны озера ураганный ветер гнул кустарники и деревья так, как будто они являлись вылитыми из эластичной резины, а на стеклах огромных сводчатых окон «Белого дома» вдребезги разбивались крупные капли, как это бывает во время езды автомобиля на большой скорости.

– Начну с себя, – заявил руководитель группы. – Меня зовут доктор Кшиштоф Возняк. Я врач «Каменной клиники» и руковожу занятиями по групповой вербальной терапии.

Своими нечесаными и закрывавшими уши светлыми волосами доктор Возняк производил такое впечатление, как будто только что встал с постели.

– С некоторыми из вас мы уже познакомились на занятиях по музыкальной терапии в помещении номер пять, где слушали Бетховена, – сказал доктор.

Он говорил с приятным мелодичным акцентом поляка, владеющего немецким, как родным языком, но не желающего забывать о своих корнях. При этом он постоянно стремился установить зрительный контакт с каждым пациентом из группы.

Слева от Тилля разместился Безрукий, который постоянно ощупывал единственной рукой свою культю, как будто хотел убедиться в том, что его левое предплечье внезапно не стало заново отрастать.

– Сегодня среди нас появился новенький, и поэтому я предлагаю, чтобы мы все по очереди представились, – заявил Возняк и кивнул своему соседу, как бы прося его начать.

– Меня зовут Тарек Боде, – тихим голосом произнес Безрукий. – Раньше у меня была заправка. Может быть, кто-нибудь ее помнит – она располагалась на углу Моммзен-штрассе и Бляйбтройштрассе. Однако сейчас там стоит жилой дом. Ах да, я страдаю от B.I.I.D. и ксеномелии[6].

Возняк ободряюще улыбнулся пациенту и сказал:

– Для лучшего понимания, B.I.I.D. – это Body Integrity Identity Disorder или синдром нарушения целостности восприятия собственного тела. Не могли бы вы, господин Боде, своими словами пояснить группе, что вы подразумеваете под этим?

– Да, э-э-э, – прочистил горло Безрукий. – Я чувствую, что некоторые части тела мне не принадлежат, и рассматриваю их как инородное тело. У меня появляется срочное желание от них избавиться.

– Почему бы тебе не начать с головы? – заметил опоздавший пациент, чей приход никто в группе не заметил.

Даже доктор Возняк вздрогнул от неожиданности, когда из-за елки внезапно появился этот мужчина. У Тилля же вообще возникло желание убежать, когда он увидел, кто протиснулся к пустому стулу и уселся позади него.

– Господин Вольф, вы могли бы хоть раз прийти вовремя? – рассердился Возняк. – Сейчас вам предоставлена привилегия в дневное время свободно передвигаться в пределах жилого флигеля. Однако этой привилегии мы легко можем снова вас лишить.

– Да понял я, понял, – осклабился Армин улыбкой черепа, обтянутого кожей, и подмигнул Тиллю, когда тот ненадолго к нему повернулся.

– Ну хорошо, – оттаял Возняк. – Итак, кто же продолжит рассказ о себе?

С этими словами он оглядел присутствовавших и остановил взгляд на Тилле:

– Может быть, вы?

Испытывая огромное желание раствориться в воздухе, Беркхофф согласно кивнул. По крайней мере, здесь все было организовано не так, как у анонимных алкоголиков, и вставать ему не пришлось.

– Меня зовут Патрик Винтер, – нерешительно начал он, непроизвольно притронувшись забинтованной рукой к опухшему глазу. – Я актуарий…

– Кто? – переспросил сидевший за ним Армин, хотя и должен был хорошо его слышать.

В этом холле действительно была первоклассная акустика.

– Актуарий – это математик в страховании, – начал пояснять Тилль. – В мои обязанности входил расчет страховых премий и рисков…