грабежом в банде Рори Длинной Бороды, чем опорочил честь моей гильдии. Вы знаете, что я всегда вставал на защиту бедных актёров и музыкантов — тех, кто, не имея крова и постоянного заработка, вынужден скитаться по всем уголкам Объединённых Королевств. Я слежу, чтобы их не обижали прохвосты трактирщики, чтобы каждый имел возможность показать своё искусство людям и не бояться, что его прогонят или не выплатят жалованье. Но когда сами артисты оказываются бандитами, это бросает тень на мою репутацию, на репутацию всей гильдии, на труд честных людей, зарабатывающих на жизнь музыкой, танцами, трюками и фокусами, уличными представлениями…

— Что ты хочешь, Олли? — резко оборвал его Каллахан.

Старик потёр ладони. Его изящные кисти с тонкими пальцами — красивые, как у большинства музыкантов — казались почти девичьими.

— Забрать мальчика, — начал он, внимательно следя за реакцией собеседника. — Или выкуп за мальчика.

— Скажем, пять золотых?

Это была цена доброго породистого жеребца без примеси фейских кровей. Или не самой дорогой книги.

Старик рассмеялся, словно услышал хорошую шутку:

— Разве эта малость покроет наш ущерб?

— Сомневаюсь, что за всю свою жизнь он наворовал больше.

— Репутация, уважаемый Каллахан. Пострадала моя репутация. А она, смею заметить, стоит дороже пяти золотых.

— Тогда заберите меня, и дело с концом! — выкрикнул Джерри, сверкнув глазами.

Он хотел добавить что-то ещё, но эльф, даже не обернувшись, щёлкнул пальцами в воздухе, и из открытого рта Джерри не вылетело больше ни звука.

— Ты тоже помолчи до рассвета.

— О, очень удобно! — Счастливчик захлопал в ладоши. — Просто превосходно! Хотел бы я так уметь. Но вернёмся к делу. Итак, моя репутация…

— Сколько стоит?

— Ась?

— Какова цена вашей репутации? — ничуть не смущаясь, спросил Каллахан.

За его спиной Бран шумно захлопал крыльями. Риэган настойчиво кашлянул, но эльф и бровью не повёл.

— Раз ты решил вести беседу в таком ключе, эльф… — Счастливчик вмиг растерял напускную вежливость. — Я хочу арфу короля Финварры. Она хранится в дворцовой сокровищнице Артура Девятого, но я-то знаю, что она твоя.

Воцарилось гнетущее молчание, которое показалось Элмерику вечностью. Каллахан хмурился всё больше и больше, а после сказал, как отрезал:

— Нет. Ты её не получишь.

— Значит, тебе не слишком-то нужен этот мальчик? — с деланным сожалением произнёс Олли. — Прискорбно, прискорбно…

— А тебе, видимо, не слишком-то нужна твоя жизнь?

— Угрожаешь? — взвился менестрель, вскакивая совсем не по-стариковски.

— Нет, просто предупреждаю. Этой арфой неспроста не пользуются даже Соколы. Она убьёт тебя быстро и мучительно, если решишься сыиграть на ней.

Счастливчик поскрёб подбородок, пошевелил бровями и сел обратно. Он ёрзал на стуле и нервно стучал пальцами по сиденью, размышляя. Но жадность взяла верх: вожделенный древний инструмент был почти в руках, и отказаться от него Олли уже не мог.

— Я думаю, ты врёшь! — с вызовом заявил он. Этот тон так напомнил Элмерику Джеримэйна, что барду пришлось мотнуть головой, чтобы прогнать наваждение. Наверное, в юности Счастливчик был той ещё занозой.

— Оллисдэйр, остынь! — полушёпотом посоветовал Риэган. — Забыл, что эльфы не лгут?

— Ну, это они так говорят. — Старик понимал, что перегнул палку, но не желал соглашаться уже из чистого упрямства.

— Тебе мало моего поручительства? — голос Риэгана стал твёрже. — Каллахан — мой друг. Он не станет вводить тебя в заблуждение.

Командир поблагодарил его кивком и добавил:

— Эта цена слишком велика за одного мелкого воришку. Знаешь, я всегда могу попросить короля помиловать моего ученика, и дело с концом. Ты знаешь, что он мне не откажет.

На Олли было жалко смотреть. Он понял, что проиграл в этой схватке. Но Каллахан вовсе не наслаждался триумфом. Его не смогли вывести из себя даже обвинения во лжи. Интересно, он вообще что-нибудь чувствует?

— Скажи, для чего тебе арфа Финварры, менестрель? — всё тем же спокойным тоном поинтересовался он. — Хочешь получить древний артефакт в свою коллекцию инструментов? Или ты хочешь сыграть на ней?

Счастливчик пожевал губу и неохотно ответил:

— Я попал в затруднительную ситуацию и нуждаюсь в вашей помощи. И одно свойство этой арфы могло бы мне очень пригодиться. Скажи, Каллахан: правду ли говорят, что того, кто коснулся струн этой арфы и начал петь, нельзя прервать, и все будут его слушать?

— Да, это так.

— А правда ли, что она усиливает способности музыканта и может пробудить магию в том, в ком она ранее крепко спала?

— И это верно.

— В таком случае я готов рискнуть. — Олли смахнул с манжет рубашки несуществующую пыль. — Дай мне арфу. Не навсегда, а, скажем, на пять концертов. Потом я верну её в сокровищницу, обещаю.

— От пяти концертов ты умрёшь, и никакая магия тебе не поможет. Знаешь, какое имя дал своей арфе Финварра? «Последнее средство». В день, когда случится большая беда, в руках бесстрашного чаропевца зазвучат её струны, но не раньше. Из неумелого певца она сделает сносного, из сносного — достойного, из достойного — великого, из великого — величайшего. Но и плату за свой дар возьмёт немалую: кровью, болью, жизненной силой. Эльфы, которые, как известно, выносливее людей, страшатся прикасаться к арфе Финварры. Даже я могу умереть, начав играть на ней.

— Даже ты? — вытаращился Олли. — А ты что, какой-то особенный эльф? Сэр Риэган ни о чём таком не предупреждал…

— Вообще-то, предупреждал, просто кое-кто запамятовал, — шепнул Риэган.

— Я сын Финварры, — улыбнулся Каллахан. — И филид высшего ранга. Поэтому ещё раз спрошу: что я могу для тебя сделать, менестрель? Ведь вряд ли ты пришёл ко мне, чтобы отыскать изощрённый способ самоубийства…

Счастливчик бросил взволнованный взгляд на Риэгана. Тот кивнул, подтверждая сказанное. Может, ему и забыли сообщить о происхождении Каллахана, но сопоставить в уме, что сын короля эльфов является как минимум принцем,