— Лекарства? Так достань. Утешь старичка.

— Ты что? Где это в нашем Горовске можно купить лекарства от СПИДа? Представляешь реакцию аптекарш на мою просьбу?

— А зачем тебе именно эти лекарства? Набери каких-нибудь вполне невинных слабительных, что-нибудь для блокировки аппетита, пусть дедушка в форму придет, похудеет. Заодно и испугается. Беспричинное отсутствие аппетита настораживает. Можно добавить снотворного, пусть ходит вялый и сонный. Ну, и витаминов всяких для очистки совести. Чем больше, тем лучше. Расфасуй в отдельные пакетики по дозировке, пусть глотает. Да продай подороже. Не просто дорого, а безумно дорого.

— Внакладе не останусь, не беспокойся. Только зачем тебе это?

— А пусть его швыряет от надежды к отчаянию. Сейчас он почти уверен в том, что инфицирован, но боится огласки и поэтому не идет проверяться. Ты продашь ему лекарства, что даст надежду на выздоровление. Скажешь, что тебя лечат теми же препаратами и обещают выздоровление. От слабительного и снотворного у него начнется дискомфорт, ты объяснишь, что это результат положительной реакции на препараты и должно пройти через неделю. Через неделю не прошло? Значит, состояние ухудшилось и у него уже запущенная форма, требуется другой курс лечения. Дальше — по обстоятельствам.

— За что ты его так? Сильно обидел?

— Да нет, так, по мелочи. А тебя что-то смущает?

— Ничего. Дерьмовый человечишка.

— Ну и ладно. Он платил тебе деньги за унижение и боль? Так что же изменилось? Практически ничего. Только боль и унижение для него я выбрала сама. Так что пусть и дальше получает удовольствие.

Кажется, Владимир Синдяков становится существом безвольным и управляемым. А скоро ему совсем станет не до семейных проблем, все мысли будут заняты только собственным здоровьем. Иллюзию сбоев работы организма дадут препараты Мадлен, пока он догадается, что между этими фактами есть связь, пройдет довольно много времени. Если в этот период Тони начнет особенно усердствовать и добиваться части «Седьмого неба», прокурор может согласиться на все, лишь бы его оставили в покое. Кстати, Тони уже помирился с отцом? И как дела у Марины?

— Марина, я не понимаю, чего ты медлишь, — напрямую спросила я, — ты привлекательная женщина, Вадим одинокий мужчина. Пусть он пока не верит в то, что замышляют отец с Тони, но когда-нибудь тайное станет явным, и ему придется решать, на чьей он стороне. В этот момент будет очень кстати, если он увидит в тебе не милую и покладистую мачеху, а соблазнительную и влюбленную женщину. Неужели ты ни разу не дала понять ему, что он тебя волнует?

— Знаешь, Вадим странный человек. С одной стороны, мужчина, который обладает необыкновенной притягательной силой. С другой — холодный и расчетливый бизнесмен. Я не могу понять, как он ко мне относится. То посмотрит так, что мурашки побегут, то сидит отстраненный, даже неприятный какой-то. Может, я не в его вкусе?

— Глупости. Просто он робеет. Да, не смейся. Ты же не просто женщина, ты жена его отца. Думаешь, легко решиться на близкие отношения с мачехой? Он не знает, как ты к нему относишься, и боится сделать первый шаг. Вдруг ты поднимешь шум, нажалуешься отцу, а в доме и так много проблем. Соблазни его. Дай понять, что хочешь его. Не мне тебя учить.

— Мы почти никогда не остаемся наедине. Не буду же я соблазнять его при муже.

— Проблема! — фыркнула я. — Отнеси ему утром кофе в постель. Даже если застукает муж, объяснишь тем, что проявляешь материнскую заботу. Вадим — ваш единственный кормилец, его беречь надо, холить и лелеять. Кстати, как муж? Больше кулаками не машет?

— Он стал какой-то тихий. Всего боится, озирается. После того как Вадим притащил его из милиции, бросается к каждому телефонному звонку. По десять раз на дню почту смотрит. Раньше горничная ее забирала, теперь он не разрешает. Знаешь, нам недавно на забор листовку какую-то наклеили, я не видела, а горничная проболталась, что там что-то страшное, муж и смерть с косой. Я не понимаю, что творится, но жить в этом доме стало жутко. Только что привидения не бродят.

— Кстати, о жутком. Я принесла тебе обещанное.

Шило выполнил заказ быстро, сконструировал тревожную кнопку из старого сотового телефона. Нажатием любой кнопки он просто соединялся с моим. Шило усилил чувствительность аппарата, и при включении я могла слышать все, что делалось в спальне Марины. Это было удобнее, чем просто звуковой сигнал. Если Марина только подозревала угрозу, но не была в ней уверена, она могла держать меня в курсе событий до определенного момента, а потом либо отменять тревогу, либо звать на помощь. Ей надо было лишь прикрепить аппарат так, чтобы он находился всегда под рукой, и время от времени проверять зарядку аккумуляторов. Теперь нужно подстраховаться на случай, если я не успею.

— Куда выходит окно твоей спальни?

— В сад.

— А что на первом этаже?

— Глухая стена веранды с козырьком.

— Вы часто пользуетесь садом?

— Только я и садовник. Вадиму некогда, Тонику неинтересно, мужу тоже. А я люблю почитать в гамаке, иногда загораю.

— Значит, под твоими окнами никто не ходит. Попроси садовника поставить лестницу к козырьку веранды, когда никого не будет дома. Изменения привычной картинки сада никто не заметит, а у тебя на крайний случай будет путь к отступлению. Правда, спать придется с закрытым окном.

— Ничего, я все равно его закрываю. Ночью деревья так жутковато качают ветками.

— А вообще, подруга, мы с тобой нагнали страху на пустом месте. В этой семье никому не выгодна твоя смерть, так что спи спокойно.

— Я понимаю. Просто боюсь, что Тони начнет требовать, чтобы я подписала отказ от «Седьмого неба», и зайдет далеко. Он же наркоман, а они бывают неадекватны.

— Считай, на этот случай мы подстраховались.

* * *

В офисе «Седьмого неба» по-прежнему не происходило ничего интересного. Я немного притормозила темп работы, чтобы не закончить ее раньше времени, половину дня занималась систематизированием юридических документов, половину — самообразованием. Вадим Синдяков грозил мне, что будет по мере надобности подкидывать текущие дела, вот я и повышала свой профессиональный уровень. Потянуть время мне было необходимо: история увольнения прежнего юрисконсульта не давала мне покоя, слишком много было в ней недоговоренностей. В любой организации любят обсуждать подобные ситуации, кто-то принимает сторону начальства, кто-то заступается за пострадавшего. В «Седьмом небе» же все как воды в рот набрали. Будто и не было человека.

Вчера вечером дядя Сережа сообщил мне, что гражданин с нужными мне данными в Горовске не зарегистрирован. Странно. Получается, человек либо был прописан в нашем городе, либо жил под другой фамилией, либо просто не существовал. Ну, ладно. Вы меня вынудили. Придется идти в отдел кадров.

— Дайте мне, пожалуйста, все личные дела, — строгим тоном потребовала я у заведующей, — в том числе и дела уволенных по разным статьям.