– Стой! – жизнерадостно рявкнули оттуда. –Эй, Благородный Дон, а ну-ка предъяви подорожную!

Он спокойно развернулся в ту сторону и, ухмыляясь, ответил втом же высоком стиле:

– Хамье, вы же неграмотны, зачем вам подорожная?

– Потому что – бдительность, и враг не дремлет! –взревел уже другой голос совершенно не по тексту.

Кирьянов подошел, присмотрелся. На ступеньках восседалМитрофаныч, баюкая в руке бутылку, а рядом помещался кто-то незнакомый, спогонами майора и аккуратно подстриженной шкиперской бородкой.

– Костенька! – истово воскликнулМитрофаныч. – Спасибо, милый, что рассказал. Ты представляешь, здесь накухне десять ящиков «Звездной» так и стоят нетронутыми, с той еще поры! И вкомнате у меня все осталось, как было, тумбочка моя собственная, кровать, дажерубашка от ранешней формы в шифоньере завалялась… Выпей, милый, ее раньше не изопилок гнали…

И он сунул Кирьянову в руку откупоренную бутылку с высокимстаромодным горлышком. Опустившись рядом на ступеньку, Кирьянов поднес сосуд кглазам. Здешняя вторая луна, та, что побольше, еще не взошла, но и зеленыйсерпик меньшей давал достаточно света, чтобы рассмотреть этикетку – на ней былизображен по плечи детинушка с простым и незатейливым, однако исполненнымотваги и решимости лицом образцового красноармейца с музейных плакатов, вкомбинизоне и странном шлеме, поневоле заставлявшем вспомнить рисунки кфантастике пятидесятых годов. Осененный развевающимся красным знаменем с серпоми молотом, детинушка соколом взирал в небо, а над ним стояло «Звездная» –тем же шрифтом, что и заголовок газеты «Правда». Сделав основательный глоток,Кирьянов убедился, что собеседник был прав – положительно не из опилок…

– Давайте знакомиться, – сказал незнакомый, пьяныйзначительно менее вовсе уж рассолодевшего Митрофаныча. – Майор Стрекалов,Антон Сергеевич, заведую в этом заведении четвертым сектором.

– А это что? – спросил Кирьянов.

– А, ерунда, – небрежно махнул рукой майор. –Включил – выключил, перебросил-принял… Вы, стало быть, геройствуете, а мы вас,соответственно, туда-сюда швыряем… Сплошная скука.

Внезапно отобрав у Кирьянова бутылку, Митрофаныч сделалпродолжительный, устрашающий для неподготовленного зрителя глоток и, покачав уКирьянова под носом указательным пальцем, с расстановкой протянул:

– Тс! Насчет четвертого сектора – не любопытствуй! Инасчет остальных тоже. Враг по злобной своей натуре коварно бдит…

– То-то я смотрю – перископ на озере… – фыркнулмайор.

Митрофаныч оскорбился:

– Па-апрашу не шутить! Идеалы не для того были созданы,чтобы о них грязные сапоги вытирали! И насчет бдительности – рано смеетесь,с-сопляки! Бдительность себя оправдывает. Если бы не бдительность, я бы сейчас,чего доброго, лежал бы где-нибудь неподалеку от Лаврентий Палыча или там ПашкиЧередниченко… А так…

Наполеоновским жестом вытянув руку в сторону броневика сосквозной дырой в боку, сквозь которую виднелось озеро и звезды над ним,Митрофаныч вновь принялся рассказывать, многословно и с нешуточным надрывом,как эти коробки нахрапом, дуриком ворвались в ворота, но исключительноблагодаря бдительности и высокому пониманию долга, проявленному полегшим, какодин, персоналом неведомого третьего управления, агрессора уже ждали и былиготовы, и он, Митрофаныч, вмиг уделал первого «чертовой плювалкой», а повторому четко, как на полигоне, рубанул «кладенцом» Вадик Чурилов, вечная емупамять…

– Вы давно обнаружили, что Старый Корпус открыт? –поинтересовался майор.

– Что? – спохватился Кирьянов. – А, нет…Случайно… Гулял вот от нечего делать… А что, раньше он был закрыт? Это как?

– Надежно, – пожал плечами Стрекалов. –Силовые поля, что-то там еще… Внутрь не заходили? Зря. Серьезной документации,конечно, не осталось, но там валяется масса газет, журналов, книжек, каких вынигде более не увидите. Вся несекретная часть библиотеки так и осталась…

– Да? – с интересом сказал Кирьянов. – Надобудет посмотреть потом.

– А допуск у т-тя есть? – грозно вопросилМитрофаныч.

– Есть, – не углубляясь в дискуссии, краткоответил Кирьянов.

– Тогда – да, имеешь право… Секретность, хороший мой,для того и придумана, дабы… Дабы! – по буквам, внушительно воздев палец,проскандировал Митрофаныч. – Именно что – дабы! Секретность бывает не«потому что», а исключительно «дабы»! И нет на этом свете более высокогонаслаждения, чем быть охваченным секретностью. Это, пацаны вы мои, в сто разприятнее, чем драть бабу или там в ротик ей кончать. Поелику – возвышает надсерой массой, не достойной допуска по второй форме или там «а-дробь-два нуля»… Этосеренькие пусть думают, что Мишку Тухачевского с корешками как приговорили, таки исполнили, пусть волну гонят на лубянские подвалы и крематорий в бывшеммонастыре. А мы-то знаем, под какими такими далекими звездами эти косточкидогнивают и в каком секторе Галактики… Хозяин был гениального ума, и к жизниподходил, как справный мужик, у которого в хозяйстве любой ржавый гвоздиксгодится… К чему их исполнять, если на седьмой планете тройной звезды, названиезасекречено, некому двоякодышащих шестилапов из болота цеплять? То-то…

– Митрофаныч, – серьезно сказал майор. – Аэто не есть разглашение?

– Ух ты тютя моя, пусенька! – рявкнул оружейник,облапив его шею. – Кого ловишь, дурашка? Информация о Тухачевском сподельниками переведена из «железного кабинета» в спецхран относительногодоступа циркуляром номер три-восемь-семь дробь два-пять от шестнадцатого нольшестого шестьдесят девятого, подпись – гран-полковник Белосельский, печатьприложена! Так-то, салажка… А то б разинул я хайло, жди…

Его так и кренило на ступеньки. Майор со вздохом поднялся:

– Помогите уж телепортировать болезного…

Кирьянов взялся помогать. Митрофаныч, пока его где вели подбелы рученьки, где тащили ногами по земле в сторону поселка, особо несопротивлялся, упоенно бормоча что-то в сущей экзальтации. Насколько удавалосьпонять из членораздельно произнесенного, он искренне полагал сейчас, что шагаетв колонне торжественного парада в честь неведомого Кирьянову ОдиннадцатогоИюля. Здравицы выкрикивал, перемешивая не просто знакомые – громкие имена ссовершенно неизвестными, лозунги скандировал, в конце концов с огромнымвоодушевлением заорал:

Под знаменем партийного доверия

любой к борьбе и подвигам готов!

Нас в звездный путь ведет товарищ Берия,

о нас заботится товарищ Маленков!

Даем пример ударного труда!

Средь звездных россыпей освоенной Галактики

Сияет красная советская звезда!

Потом совершенно неожиданно принял стойку «смирно» – апоскольку как раз в этот момент оба носильщика ослабили хватку, убаюканныемнимой покладистостью ноши, Митрофаныч рухнул навзничь на землю, в высокуютраву, но это его нисколечко не смутило, он продолжал браво орать: