который, как мне кажется, немец. В военной форме я его ни разу не видел, но выглядит он как немец. Высокий такой, стройный. Глаза холодные, ледяные. Держится прямо, надменный такой тип.

Сейчас Борис описывал Сосновского. Пусть итальянцы заподозрят его, только заподозрят. И тогда вес самого Орестиса Анаджи в этой истории значительно вырастет. Можно упомянуть и женщину, описать ту же Селиверстову, но на это Коган не решился без согласия командира. Все-таки Сосновский и так был в контакте с итальянцами, а вот Машу подставлять он не имел права. Так что о ней ни слова.

– Опишите человека, который предлагал вам вино с затонувшего судна. Что вы знаете о нем?

– Этого человека? – Коган снова изобразил глубокую задумчивость. – Его, я слышал, все называли Кочубей. То ли фамилия, то ли прозвище. Где живет, не знаю, но думаю, он делец откуда-то из Тамани или Керчи. Он не моряк, хотя, возможно, имел отношение к порту. Плечистый, крепкий, возраст – около сорока. Голос низкий такой, резкий. Говорит отрывистыми фразами. Но я бы не сказал, что он по натуре агрессивный. Скорее умеет находить подход к людям. Говорю же, типичный делец.

– Он русский?

– Думаю, что русский. Говор немного такой… малороссийский, но вы не определите этих тонкостей в произношении. Знаете, я думаю, он инженер или ученый, возможно, к кораблям отношения имел: строил их, на верфи работал или в каком-нибудь научном учреждении.

Все это Коган рассказывал, будто вспоминая детали и делая на ходу выводы. Он заметил, как загорелись глаза Аккарди при упоминании научного учреждения. Тот сразу начал переводить своему командиру слова «грека». «Клюнули, – решил Коган, – заглотили по самые жабры».

Он поморщился и потрогал свою подсохшую бровь. Говорить, когда у тебя отекло полголовы и пульсирует в висках при каждом движении, было трудновато. Да и бока побаливали. Попинали его основательно.

Глава 8

Буторина посадили в небольшую землянку и поставили у входа часового. Хотя землянкой это строение назвать было сложно. В каменистый склон она уходила всего на пару метров. И метра три оставались снаружи и представляли собой бревенчатые стены, где уплотнителем служил естественный мох. Крыша была сложена в несколько рядов из жердей. Сверху засыпана землей, и все это теперь держалось корнями приличного разросшегося густого дерна. Вот только двери оставляли желать лучшего. Тонкие доски и большие щели пропускали свет и звуки снаружи.

Осмотревшись, Виктор с наслаждением вытянулся на деревянных нарах. Толстый слой соломы, покрытый чистым брезентом, приятно удивил. Лежа с закрытыми глазами, Буторин пытался собраться с мыслями. Не шлепнули сразу – уже хорошо. Ничего, разберемся. Это ведь свои, советские люди, которые поднялись на борьбу с фашистами. Времени, конечно, у меня совсем нет, чтобы препираться и на вопросы отвечать. Меня ведь Шелестов потерял. Нужно срочно доложить, что до Юрасова добрались немцы, что они идут по следу, ищут сотрудников лаборатории или близких им людей. Кто-нибудь обязательно скажет про торпеду.

Снаружи послышались голоса. Виктор прислушался. Кажется, кто-то из партизан разговаривал с командиром.

– Ну что, Степан? Как разведка?

– Чуть не вляпались, Игорь Иванович. Засада там была на дороге. Причем в самом удобном месте. Я в бинокль посмотрел, кажется, через километр в ущелье еще одна засада с пулеметом. Не нравятся мне эти фургоны с маленькой охраной. И что им гонять из Новороссийска в Анапу по суше, когда по морю ближе и не так накладно?

– Очень похоже, что кто-то нам эти машины подставляет. Говоришь, рессоры просажены, груженая машина.

– Точно, груженая. Не меньше тонны груза. А еще мы человека взяли. С этой машины спрыгнул. Русский.

– Какого человека? Как с машины? Ну-ка подробнее, Степан!

– Он из города на ней ехал. Прицепился к фургону, на подножке стоял, а потом спрыгнул на повороте, когда пыли побольше было. Со «шмайсером» в руках. Мы его взяли, конечно, пугнуть решили, но он не из пугливых. Черт его знает, что за личность. Сюда привели, сидит сейчас в «гостевой»!

Голоса удалились. Буторин попытался в щель рассмотреть говоривших, но увидеть ему ничего не удалось, кроме кроны дерева и кусочка неба. В дверную щель он видел только фуфайку своего сторожа и приклад его автомата. Торопить, конечно же, бесполезно. Эти люди понимают только свое право. Пока не убедятся, что ты свой, что можно тебе верить, относиться будут как к врагу. И обижаться тут бессмысленно.

Виктор снова лег и прикрыл глаза. Прошло не менее часа, пока он снова не услышал голоса. Потом скрипнул деревянный засов. Буторин поднялся и остался стоять, прислонившись плечом к стене.

Вошедший человек явно имел военную выправку. И взгляд у него был волевой, властный. Привык командовать. И одет он был приметно: обычные брюки заправлены в командирские яловые сапоги, кожаная тужурка подпоясана командирским ремнем с двумя плечевыми ремнями. Сухощавый, остроносый с проницательными карими глазами, он бегло осмотрел гостя и, видимо, сразу составил о нем свое впечатление.

– Садитесь, – велел он, кивнув на лавку возле самодельного стола из жердей. Сам сел по другую сторону на табурет. – Рассказывайте, кто вы такой, что делали в лесу, куда и зачем ехали, прицепившись к немецкому фургону.

– Имени своего я вам назвать не могу, – спокойно ответил Буторин. – Да и не скажет оно вам ничего, потому что я не артист Большого театра. На машине я удирал из города от фашистов. Случайно подвернулась. Удалось незаметно к ней прицепиться и так же незаметно спрыгнуть за городом.

– Почему вы убегали? Почему за вами гнались?

– Потому что была перестрелка. Я убил двух солдат и вырвался за оцепление. Удалось скрыться. Больше сказать вам ничего не могу, не имею права, но прошу мне поверить. А вы видимо, партизанский отряд?

– Вы не в том положении, чтобы задавать мне вопросы, – холодно возразил мужчина. – Вам нужно сейчас думать о том, как спастись от расстрела. Потому что все слишком похоже на легенду немецкого агента.

– Перестаньте, Игорь Иванович, – чуть качнул головой Буторин. – Вы не колхозный бригадир и не школьный учитель. Я уверен, вы прекрасно понимаете, что ваша задача не со мной разбираться и не к стенке меня ставить. Ваша задача – борьба с врагом. И вы не единственный на свете человек, перед которым стоит такая задача. Шлепать каждого подозрительного – это непозволительная роскошь для ответственного командира. Так скоро воевать некому будет. Да и не погладят вас за это по головке.

– Как интересно вы рассуждаете, – нисколько не смутился командир. – А вдруг я как раз такой колхозный бригадир и вижу свою задачу исключительно в