– В городе гестапо нет, это фронтовой город, а не тыловой. Вы это знаете. Здесь управляет военная администрация, подчиненная командующему. Давайте к делу. У вас есть связь с другими отрядами в этом районе? Вы кадровый командир, я вижу это. У вас должна быть связь. Мне нужно связаться со своим командиром, но я могу это сделать только лично или через отряд «Витязь».

Командир смотрел на Буторина спокойно, без всяких эмоций, видимо, размышляя, как ему поступить. «Скорее всего, он будет тянуть время и самостоятельно попробует связаться с отрядом НКВД «Витязь». – подумал Виктор. – Ну, с его-то командиром мы как-нибудь друг друга поймем».

Неожиданно скрипнула дверь, и в землянку вошел боец. Он наклонился к уху командира и что-то зашептал. Тот выслушал, кивнул. Боец быстро вышел, а командир снова стал рассматривать Буторина.

– А вы популярный в этом районе человек, – сказал он. – Не скажу, что вы сидели и прятались, когда вас попытались схватить фашисты. Вы сильно рискуете, ведя такую активную жизнь в прифронтовой полосе. Сейчас придет человек, с которым вы виделись несколько дней назад. Я думаю, что у меня снова возникнет к вам несколько вопросов.

Снаружи затопали шаги, раздались тихие голоса. Потом снова скрипнула дощатая дверь, и в землянку вошел Боцман. Тот самый бригадир рыбаков, с которым Буторин рыбачил и которого расспрашивал о капитане «Катрана» у костра, пока варилась уха. Вошедший уставился на Буторина, тоже, видимо, опешивший от такой неожиданной встречи. Виктор улыбнулся ему, как своему старому приятелю.

– Здорово, Боцман! Ты сегодня не выходил в море? Или немцы не разрешают больше рыбачить?

– Та-ак, – медленно протянул командир, переводя взгляд с Боцмана на Буторина и обратно. – Значит, знакомые? Хорошо. Расскажи, Боцман, что ты знаешь об этом человеке?

– На берегу он к нам прибился. Мы в море выходили в тот день. Говорил, что контуженный, что память потерял. Ни имени своего не помнит, ни откуда сам. Живет, мол, в подвале, ест, что найдет или что заработает. С нами выходил в море, рыбы мы ему дали, ухой накормили. Работать руками умеет, но не моряк. И не рыбак. Ногти больно чистые.

– Вот как интересно, – усмехнулся командир. – То вы память потеряли и не помните ничего, а то вдруг все помните, но не имеете права говорить. Но знаете про отряд «Витязь». И у вас, как выяснилось, есть командир. А он тоже потерял память?

– Ну что за сарказм, Игорь Иванович, – усмехнулся Буторин. – Вы на моем месте стали бы с ходу рассказывать все подряд незнакомым людям? Я вот тоже не склонен был вам верить, может, вы не настоящий партизанский отряд, а «Бранденбург 800» или батальон «Нахтигаль». А вот Боцману я верю. Я с ним из одного котла ел, в глаза ему смотрел.

– Ну спасибо! – засмеялся командир. – Мои глаза вас, значит, чем-то не устраивают. Или котел приказать принести? О чем еще вы с этим человеком разговаривали, Боцман?

– Расспрашивал он про капитана Буруна, интересовался, не видели ли мы катер «Катран», на котором Бурун ходил в последний раз.

– Было дело, расспрашивал, – подтвердил Буторин. – Катер этот приписан к Научно-исследовательскому центру гидромеханики. Катер был в море и не успел вернуться в порт до прихода в город немцев. Судьба экипажа, нескольких ученых и самого Карпа Афанасьевича Буруна неизвестна. Я должен его найти.

– Какое отношение вы имеете к этому центру? Почему вас интересует судьба катера? Тут целые эсминцы на дно уходят…

– Я не обсуждаю приказы, я их выполняю, – уже без улыбки ответил Буторин. – Приказано найти, я ищу.

– Кем приказано? – подхватил командир партизан.

Буторин промолчал. Отвечать на такие вопросы и что-то объяснять не было смысла. Он и так рассказал больше, чем имел право. Дальше уже нельзя, будь перед тобой хоть маршал. Но командир отряда вдруг стал рассказывать сам:

– Бурун ушел в партизаны, как только в городе появились фашисты. Это был стихийно собравшийся отряд. Карп Афанасьевич погиб в первый же день. Был бой, они нарвались на фашистов, а оружия было мало, почти не было патронов. Много их тогда погибло. Местные похоронили убитых, но тела Буруна там не было. Точнее, его не нашли.

– И больше вы о нем ничего не слышали? – спросил Буторин. – А катер? Где его катер?

– Могу и про катер рассказать, – ответил командир партизан. – Вы ведь все равно отсюда не уйдете, пока мы не убедимся, кто вы на самом деле… Катер погиб во время бомбежки. Где это произошло, я не знаю, я с Буруном не разговаривал. Он хотел о чем-то доложить кому-нибудь из большого начальства, чуть ли не в Москву. О чем? Неизвестно. Тут кое-кто его на смех поднял, мол, выжил из ума капитан. Но теперь уж точно не скажешь.

– А откуда вы про катер знаете? Кто рассказал, что катер погиб?

– Бурун сказал, – пожал плечами командир.

– Сам? – не унимался Буторин.

– Нет, не сам, – вставил Боцман. – Паренек его, матрос с того катера. Они вместе к нам пришли.

– А где этот матрос? – Буторин стиснул край стола, чувствуя возбуждение. «Вот он, близок результат!»

– Погиб, наверное, вместе с Буруном, – пожал плечами командир отряда. – Мы не знаем, не видели его с тех пор.

– А местные жители, которые хоронили убитых партизан? Они могут описать, кого хоронили? Документов у партизан, я так понимаю, не было. Вы про Буруна знаете, что его тела там не нашли, а остальных?

– Вот ведь какой настырный! – рассмеялся командир. – Ладно, хватит болтать. Посидите пока здесь. Появятся доказательства, что вы свой, тогда и поговорим. А если нет…

– Давайте без драматических сцен, – нахмурился Буторин. – Вы ведь знаете, что Бурун о чем-то хотел доложить наверх. А он не был впечатлительным мальчишкой, он старый моряк и ответственный человек!

– Каким был Карп Афанасьевич, мы знаем…

Обломки баркаса лежали на дне у самого берега. Во время шторма так разметало рыбацкое суденышко, или это сделала немецкая бомба… Один из моряков, поднявшийся на поверхность, взял в руки карандаш и набросал схему разброса обломков относительно очертания берега.

– Понятно, – кивнул Парето. – Судно пошло ко дну, прибойной волной его постепенно разбило о камни. Небольшой баркас, я бы даже сказал, большой катер. Что-то ценное на борту было?

– Ничего там нет, – покачал головой моряк. – Ходовая рубка даже не сохранилась. Поэтому ни вахтенного журнала, ни каких-то других документов. Если это рыбаки, то должны быть бумаги на собственность или на управление судна.

– Да, вы правы. У русских с этим всегда был порядок. Документы они чтили. Но если это рыбацкий баркас, то его капитан вполне мог за счет личной