Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если контракт был составлен так, как описывает мой коллега, – объясняет посыльный из Толовиса, – вы можете рассчитывать только на символическую компенсацию. Быть может, пятьдесят золотых монет, максимум.
– Пятьдесят золотых? – повторяет моя фея. – Этого хватит на шесть месяцев! – Она выглядит так, словно хочет вырвать все редкие волоски на голове посыльного из Толовиса по отдельности. Внезапно я с четкостью вспоминаю, как она ударила Испе́ра, и выхожу из своего ступора, собираясь вмешаться.
– Все в порядке, – мягко говорю я и кладу руку ей на плечо. – У джентльменов наверняка еще много дел, и мы не можем задерживать их.
– И все? – кричит моя фея в лицо чиновнику из Амберлинга. – Вам больше нечего сказать? Никакого личного письма… или… или?..
– Нет, – отвечает посыльный от Толовиса. – Дамы.
Он кланяется, так коротко и механически, что заметно, как мало уважения он при этом испытывает, и покидает нашу столовую. Его коллега из Амберлинга выглядит, по крайней мере, смущенным и, несколько раз повторив «Мне очень жаль», уносится из комнаты вслед за посыльным из Толовиса.
Мы слышим, как барон фон Хёк открывает перед мужчинами входную дверь и многословно прощается с ними, явно предполагая, что джентльмены сообщили мне, что я совсем недавно стала женой наследника престола и, следовательно, будущей императрицей Кинипетской Империи. Затем он, преисполненный ожиданием, сует свой клоунский нос в комнату и спрашивает:
– Могут ли сестры леди Клэри теперь продолжить свой завтрак? Леди Каникла крайне расстроена тем, что ее вызвали из-за стола.
Я устало киваю.
– Да, конечно. Фея-крестная, можешь приготовить свежий чай? Я сейчас приду, мне нужно пять минут передышки в библиотеке.
– О, дорогая! – с состраданием восклицает она. – Разве я не должна…
– Нет. Я хочу побыть одна.
После этих слов я мчусь на второй этаж, закрываю за собой дверь библиотеки и опускаюсь за стол отца, который потом стал собственностью моей мачехи. А сейчас он мой. Словно в трансе, я созерцаю те немногие вещи, что стоят на нем: чернильницу, бронзовое пресс-папье в виде двух уток и пару кассовых книг, в которых я записываю наши доходы и расходы.
Шахта в Фишлаппе, которая еще в прошлом году приносила нам немного денег, теперь закрыта. Мне удалось немного сэкономить с лета, потому что почти все расходы взял на себя Испе́р. Тем не менее, я всегда четко понимала, на что нам понадобятся деньги и сколько, если бы не Испе́р. Как будто все время подозревала, что сегодня-завтра он может исчезнуть.
Плата за обучение Этци и Каниклы вносится сразу за весь учебный год, так что сбережений хватит почти на полгода. У меня остается немного времени, чтобы найти новый способ сводить концы с концами. Это успокаивает, и в качестве утешения я достаю из верхнего ящика стола небольшую деревянную коробочку, где храню единственную золотую монету, которую оставил мне мой приемный отец. Я ставлю шкатулку на стол перед собой и открываю ее.
Я постоянно задаюсь вопросом, почему он оставил мне только одну монету, после того как растратил все наследство. Монета очень старая, как сказал мне Вип. Король, нечеткие контуры головы которого выгравированы на этом куске золота, жил восемьсот лет назад. Такие золотые монеты есть у двоюродного дедушки Випольда, который и рассказал принцу, какому из их предков принадлежит каждая голова.
Может, продай я монету, мы были бы обеспечены еще на полгода, потому что она стоит больше, чем золото, из которого она выплавлена. Но я не могу ее продать. Совершенно исключено, чтобы я выпустила эту монету из своих рук, и теперь мне любопытно, с чего это я так привязалась к ней.
Не оставил ли отец эту монету, потому что тоже не мог заставить себя ее продать? Прямо как я? Потому что в этой монете есть что-то, что придает ей неоценимую значимость? Или он оставил ее потому, что она не принадлежала ему? Может, это моя мама дала ему эту монету – для меня. Как напоминание о ней.
Медленно, будто околдованные, кончики моих пальцев тянутся к золотой монете, которую я, с тех пор как достала из банковской ячейки под Замковой горой, брала в руки единожды. Дома я убрала ее в эту шкатулку и сунула в ящик стола. Иногда вынимала шкатулку, чтобы посмотреть на монету. Доставала шкатулку, чтобы показать монету Випу. Но к самой монете я никогда больше не прикасалась.
Едва мои пальцы касаются золота, как меня осеняет! Я знаю это, настолько убеждена, что могла бы поставить на это свою жизнь. Я всегда думала, что эта монета для меня так ценна, потому что напоминает о моем приемном отце, которого я считала своим настоящим папой и большую часть жизни очень и очень любила. Однако правда в том, что, как только касаюсь этого куска золота, я вступаю в контакт со своим настоящим, биологическим отцом.
Это началось год назад: когда я притронулась к этой монете и положила ее в коробку, чары Короля-Призрака начали слабеть. Вот почему снова появились лазейки и пути, ведущие в Царство призраков! Душа Короля-Призрака пробудилась, когда монета попала в мои руки. Теперь его сон все меньше напоминает смерть, а древние ведьмы и колдуны вновь обретают былую силу. Да и я стала сильнее.
Почти напуганная, я кладу монету обратно в шкатулку и возвращаю ее в верхний ящик письменного стола. Как легко теперь было бы сокрушить ненавистного императора! Мне всего-то и нужно – разбудить отца. Но я не хочу этого делать – ни за что, если это означает, что в результате все врата откроются, а древние ведьмы и колдуны станут еще опаснее, чем они есть сейчас. Я не могу втянуть свою страну в войну только потому, что меня отвергли. Даже если сейчас испытываю огромную тоску по своему настоящему отцу – отцу, которого я даже не могу вспомнить, – мне не стоит лгать самой себе.
Потому что печальная правда заключается в том, что в действительности я скучаю только по одному мужчине. Так по нему скучаю, что не знаю, что и думать. Я не хочу отказываться от него, но никто и не спрашивал, хочу ли этого. Я своими ушами слышала, как он обещал своему отцу навсегда оставить меня в прошлом. Он ушел, и мне придется привыкнуть к этому. Это единственное, что я еще могу сделать.
Пронзительный крик с нижнего этажа заставляет меня вздрогнуть и буквально подпрыгнуть на стуле. Я выскакиваю из библиотеки и сбегаю по лестнице. Еще до того, как успеваю спуститься вниз, вижу, как барон фон Хёк марширует к входной двери, а за ним семенит Этци. Заметив меня, он на мгновение останавливается.
– Прошу прощения, леди Клэри, – говорит он. – Меня ждут срочные дела. К сожалению, я должен немедленно вернуться на родину.
– Барон! – восклицает Этци с залитым слезами лицом. – Не уходите так. Прошу Вас! Не уходите так!
Уже дойдя до входной двери, он вдруг поворачивается к Этци:
– Носимый жизни бурными волнами, – цитирует он Ба́ндита Боргера Шелли, – покину я страданий бездну, рай на земле, что был меж нами, и стал безжалостно далек.