Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О нет! – вскрикиваю я и одновременно с этим делаю два шага назад, споткнувшись о деревянные сабо моей феи, которые она снова оставила посреди комнаты. Вип в стремлении помочь тут же прыгает ко мне и удерживает, не дав рухнуть на пол. Благодарности я, однако, не выказываю.
– С ума сошел? – набрасываюсь я на него. – Ты знаешь, как я люблю животных, и даришь мне отрубленную голову?
Мне приходится сдерживаться изо всех сил, чтобы не дать волю своим локтям, пока освобождаюсь от его учтивой хватки.
– Но ведь этот зверь умер уже давно! – защищается он. – Этому чучелу, наверно, лет сто.
– А до того как стать чучелом, он умер от старости?
– Ты всерьез упрекаешь меня за то, что мой прапрадедушка застрелил этого чрезвычайно редкого зеленого кабана?
– Мне все равно, каких редких животных бессмысленно убивали твои предки. Я просто не понимаю, почему у тебя возникла совершенно абсурдная идея преподнести в подарок такую жуть именно мне!
– Зеленый кабан представляет собой нечто особенное, – защищается Вип. – Это лучший экспонат в коллекции моего двоюродного дяди. И как раз по той причине, что ты очень любишь животных, было бы неплохо повесить его над камином в гостиной. Когда смотришь в его глаза и разговариваешь с ним, кажется, будто он тебя понимает. В детстве я часто с ним говорил.
Я не в силах помешать Випу вытащить из ящика огромную кабанью голову с зеленым мехом и бивнями цвета слоновой кости и повернуть ее в мою сторону. Черные стеклянные глаза пронзительно смотрят на меня. Мне не нравится эта кабанья голова. Он страшная и противная.
– Спасибо, очень приятно. А теперь ты снова упакуешь эту штуковину, повесишь ее в своей комнате и будешь и дальше болтать с ней по вечерам. Мне отрубленные головы не нужны.
– Исключено, – говорит он. – Это подарок.
Я близка к ссоре с Випом, но тут замечаю, как он обеспокоен. Будто бы боится, что я не приму от него эту кабанью голову.
– Давай-ка рассказывай! – требую я. – Кто попросил тебя принести мне эту голову?
– Мой двоюродный дедушка сказал, что мы должны оказать тебе эту честь, выказать свое уважение. Теперь, когда ты… ты…
– Когда я, что?
– Признаюсь, мои родители и двоюродный дед расходятся во мнениях по поводу того, могут ли принимать тебя в замке или нет.
– Я все тот же человек, что и две недели назад.
– Нет, это не так, – возражает Вип. Он говорит так, будто чувствует себя виноватым. – Две недели назад ты была супругой нашего правителя.
– А сейчас?
– Люди считают тебя брошенной любовницей. Ко мне это, конечно же, не относится! Но ты должна понять народ, Клэри. Девушка либо невинна, либо замужем. А к тебе теперь ни то, ни другое не относится.
Мысль прибить Випа головой зеленого кабана ненадолго поселяется у меня в голове. Но учитывая, что я не невинна и не замужем, не стоит, наверное, обременять себя еще и убийством. А то я никогда не выберусь из социальных низов.
– Мой дед, во всяком случае, считает, что мы должны относиться к тебе с тем же уважением, что и прежде, отсюда и кабанья голова. Она – символ его уважения, понимаешь? Он говорит, что древние ведьмы, которые тысячи лет назад не только управляли судьбами жителей Амберлинга, но и намертво держали в своих руках мужчин-колдунов, часто бывали незамужними. Но при этом отнюдь не невинные. Он говорит, что в наше время все слишком сильно зациклены на вопросах морали. В те времена имело значение лишь то, что могли себе позволить мужчина или женщина.
– Звучит разумно. А что думаешь ты?
– Мне понятны позиции обеих сторон. Мой отец женился на продавщице цветов. Народ пришел в восторг от этого брака по любви, потому что подданные нашли выбор короля романтичным. Но если бы скромная и благонравная цветочница была бы любовницей мясника, то ничего бы не вышло. Необходимо всегда взвешивать, что ты можешь себе позволить, а что – нет.
– Прекрасно, – говорю я. – Сделай это! И обсуди все с твоей кабаньей головой, которую ты сейчас заберешь с собой. И не забудь выразить своему двоюродному дедушке сердечную благодарность за его уважение.
– Так ты выказываешь свое уважение?! – возражает Вип. – Как ты не понимаешь? Если я вернусь домой с кабаньей головой, то мои родители получат подтверждение своей позиции, а дедушка, который встал на твою сторону, будет выглядеть глупо. Ты ведь не хочешь этого, правда?
Про себя я думаю, что двоюродный дедушка Випа наверняка угрожал своему внуку расправой, если тот не передаст его подарок так, чтобы я его приняла. Випольд чересчур старается: он прямо-таки изощряется в стремлении навязать мне этого ужасного кабана.
– Если это так уж необходимо, – сокрушенно говорю я, – так уж и быть, оставь его здесь. Но обещай мне в следующий раз привести с собой живых животных! Я скучаю по твоим собакам.
– Подарок был лишь предлогом, чтобы нанести тебе визит, – поясняет Вип. – Мои родители просили пока не заходить к тебе. Иначе это будет выглядеть странно.
– Но…
– Мне очень жаль, – перебивает он меня. – Правда! Но на данный момент для нашего народа ты – незамужняя женщина с плохой репутацией. Надеюсь, когда умы людей успокоятся, все будет по-другому. Хочешь, я помогу тебе повесить кабана?
– Спасибо, не надо. – Сделав несколько шагов, я миную гардероб, открываю входную дверь и придерживаю ее перед ним. – Давай, убирайся отсюда! Я не хочу, чтобы твой сказочный образ пострадал от того дурного влияния, который я на тебя оказываю.
Он прочищает горло и несколько раз смущенно кашляет.
– Ты ведь не обижаешься на меня? – спрашивает он. – Я не могу в одиночку принимать подобные решения. Как и твой императорский принц не может делать то, что хочет. Мы несем ответственность, он и я, и слова наших родителей имеют больший вес, чем то, что говорят другие люди.
– Ну да. Я у меня, по-видимому, слишком большое пристрастие к тряпкам, у которых большие проблемы с родителями. Прощай!
Он ступает на снег и поворачивается ко мне, но я поддаюсь искушению хлопнуть дверью перед его носом. С меня хватит. Теперь я избавилась от двух принцев – пришла пора заняться королевским кабаном. Вышвырнуть вон это бесполезное пугало!
Я вытаскиваю тяжелую кабанью голову вместе с ящиком в сад, но там мое стремление к действию куда-то исчезает. Я не знаю, что мне делать. С одной стороны, это ценный охотничий трофей. Возможно, смогу продать его, когда у нас закончатся деньги. С другой стороны, я чувствую вину перед Випом и его добродушным, слабослышащим дедушкой. Если я разрублю свой подарок топором, сожгу его, а останки брошу в реку, чего мне как раз очень хочется, с моей стороны это будет подло и жестоко.
Оставив на время размышления, я достаю из сарая корм для птиц и забираюсь на снежный бук. Чтобы благополучно, не свалившись на землю, вскарабкаться по лестнице к кормушке, мне необходимо сосредоточиться, но – когда я уже благополучно сижу наверху и бросаю зерна в птичий домик, – слышу над собой тихое, но настойчивое урчание, которое для человека с изрядной долей фантазии могло бы сойти за искаженное уханье филина. Я поднимаю голову и обнаруживаю в ветвях над лестницей тень, не вписывающуюся в остальное окружение. Она больше похожа на слепое пятно или дыру в реальности, и даже я не вижу ее, а только чувствую.