За последние три десятилетия количество ярмарок современного искусства резко возросло. Это полностью преобразило весь рынок. Большая часть сделок заключается в течение двух-трех недель. Жизнь бьет ключом. «Арсенальная» выставка современного искусства в Нью-Йорке. Европейская ярмарка искусства TEFAF в Маастрихте. Выставка искусств в Базеле. И вокруг всех этих мероприятий разрастается собственная инфраструктура. Треть моих продаж составляли сделки на ярмарках. Продажи менее посещаемых галерей иногда доходили до 50–60 процентов годового дохода.

Коллекционерам покупать на ярмарках удобнее. Если ты полтора часа тащился в Челси, сил на то, чтобы внимательно осмотреть экспозицию, уже не остается. А тут каждая галерея выставляет двадцать своих лучших работ. Сотни картин выстраиваются в одну линию. Кондиционеры поддерживают необходимую температуру и влажность. Можно отдохнуть в буфете, выпить кофе с булочкой или съесть утиную ногу. И тогда вам просто придется осмотреть все, что есть. Отмазки не принимаются.

Во вторник я летел на выставку в Майами — продолжение европейской ярмарки. За последние несколько лет цены на предметы искусства взлетели до потолка, и захолустное мероприятие разрослось до национальных масштабов. Ковровые дорожки, «хаммеры» у входа. Звезды хип-хопа, с ног до головы обвешанные дорогими побрякушками. Суховатые англичане, приторно-приветливые шведы, японцы в огромных солнечных очках, законодательницы мод, богатые наследницы, а еще тусовки, банкеты по случаю открытия и закрытия, возможность пообщаться со знаменитостями, вспышки фотоаппаратов, сногсшибательные прически. Воздух потрескивает от электрических разрядов между парочками, предвкушающими секс.

Ну и конечно, то, ради чего мы и собирались, — искусство. И большую часть искусством назвать довольно трудно. Персидский ковер с вышитыми на нем сценами пыток в «Абу-Грейб». Фотографии посуды, разлетающейся вдребезги под шквалом пуль. Вполне пристойные портреты Бритни Спирс. Заламинированные мухи, любезно предоставленные для ярмарки английским художником Дэмиеном Хёрстом. Посередине главного шатра выставили инсталляцию известного гипнотизера Рори Зи под названием «Господи боже! Или секреты профессионального кондиционера для увеличения объема волос с экстрактом гибискуса?» — и название говорит само за себя: ряды коробок с наклеенными на прозрачные крышки цветными фотографиями обычных предметов, карандаша, например, или игрушки «Элмо-хохотун». Все снимки залиты какой-то перламутровой жидкостью — то ли из семенных желез самого Рори Зи, то ли из заводской бутылки с аналогичным содержанием. Зрители имели возможность насладиться этими фотографиями и порассуждать о происхождении жидкости. А потом открыть коробку и прочесть ответ на золоченой карточке.

Еще я немного посмотрел видеоинсталляцию Сергио Антонелли. Он заснял сам себя: вот он входит в кофейню «Старбакс» в Нью-Йорке, заказывает тройной эспрессо, выпивает его, снова встает в очередь, круг замыкается (в туалет он почему-то не ходил, а может, это вырезали). В конце концов Антонелли поглотил необходимое для сердечного приступа количество кофеина. Или для имитации сердечного приступа. Я ухихикался, глядя, как Антонелли дергается на полу, а вокруг все угрюмые и спешат на работу. Один покупатель даже переступил через тело больного, чтобы взять себе сахар и сливки. На последних кадрах Антонелли находился уже в приемном отделении больницы и его реанимировал врач в зеленом фартуке. Фильм назывался «Смертьбакс».

И все же большую часть времени я не смотрел по сторонам. Такие, как я, приезжают сюда для того, чтобы пообщаться с коллегами, с которыми не виделись с предыдущей ярмарки. Мэрилин неустанно подливала масла в огонь, сплетни распространяются быстро, и потому у нашей секции постоянно толпились зеваки. Они тыкались носами в картины и спрашивали, правда ли все, что рассказывают. Неужели он правда… О том, что я продал Холлистеру центральную панель, они уже знали — спасибо Мэрилин, наверняка это ее работа. К концу недели мы продали все, что было. Руби начала называть наш «загончик» домом Крейка, а нас — его гаремом. Убивал Виктор кого или нет, он стал для нас золотой жилой.

Нэт сосчитал, что если я распродам по частям все панно за такую цену, то заработаю около 300 миллионов. Разумеется, нам бы не удалось провернуть такой фокус. Мы продали картины Виктора за эту цену только потому, что большая часть все еще лежала в коробках нераспакованной. После закрытия выставки я перевез все коробки на охраняемый склад в Восточном Манхэттене и собирался складывать новые фрагменты. Немного, просто чтобы подогревать интерес рынка.

Успех Крейка повлиял и на продажи других моих художников. Мы продали работы Ардафа Каплана, Элисон Альварес и оставшиеся картины Джоко Стейнбергера. Мне также пришла заявка на просмотр всех новых поступлений Ошимы. Даже старую инсталляцию Кристианы удалось кому-то втюхать, а я уж думал, что обречен любоваться этим шедевром до конца своих дней. На мои звонки Кристиана не отвечала и потому не узнала об этом радостном событии.

Я вернулся в Нью-Йорк уставший и изрядно запыленный. Одежда нуждалась в чистке. Я решил, что галерея денек подождет, и просто валялся дома, пытаясь привести мысли в порядок. А потом позвонил Макгрету — вдруг он что-нибудь нарыл за это время.

Он не ответил ни в тот день, ни в два последующих. К среде я уже начал волноваться, но тут трубку сняли.

Незнакомый женский голос:

— Я слушаю вас. Кто это?

— Итан Мюллер.

Она прикрыла трубку рукой и с кем-то поговорила.

— Подождите, — попросила женщина.

Еще один голос, сухой, надтреснутый. Я даже не сразу узнал Саманту.

— Он умер.

Я сказал, что сейчас поймаю такси.

— Стойте, подождите! Пожалуйста, не надо приезжать. Тут все вверх дном. — Кто-то позвал ее. — Похороны в пятницу. Простите, я сейчас не могу говорить.

— Что случилось? — спросил я, но она уже повесила трубку.

Слава богу, Саманта не слышала моего глупого вопроса. Я и так знал на него ответ. Последние полтора месяца я наблюдал, как надвигается неотвратимое.

Саманта не сказала мне, где состоятся похороны, поэтому остаток дня я звонил малознакомым людям, неловко представлялся и пытался выяснить подробности. Наконец я додумался позвонить в церковь в Мэспете. И нанял машину на всю пятницу.

Я много слышал о похоронах полицейских. О том, что туда приходят толпы людей, что это грандиозные и помпезные мероприятия. Наверное, все это так и есть. Когда умирает молодой полицейский. На похороны Макгрета пришли несколько человек в форме, никакого начальства и уж точно никаких представителей мэрии.

Началась служба. Мы читали молитвы, пели псалмы. Я не очень знал, что когда делать, — Мюллеры вообще народ нерелигиозный, — а потому стоял сзади, сцепив руки за спиной, и старался разглядеть в первом ряду Саманту. Она положила голову на плечо какой-то женщине, наверное ее матери.

«Хвалите Господа,