и стало бы легче, но эта жара, будто, последняя капля, чтобы растопить его и уничтожить..

Он пытался вспомнить их прошлые дни, все симптомы ее состояния. Но ничего. Только слова ее отца, повторяющиеся, как на сломанной пластинке. Он доехал до какого-то холма, дошёл до ограждений, ухватился крепко руками и начал кричать, изо всех сил.

Но не отпускало. Постояв там около получаса, сел в машину и направился загород. Всю дорогу ему звонил брат и интересовался процессом. Но он не в силах был говорить, ни с кем. Доехал до какой-то гостиницы, заперся в номере задвинул все шторы.

Cкорее всего, он мечтал бы просто исчезнуть или умереть, чтобы не осознавать всего этого, но у него не хватило бы смелости навредить себе. Он должен был пройти через эту неизбежность.

Роберт просидел на полу возле дивана, закрыв лицо руками всю ночь. Телефон уже разрывался от звонков не только брата, но и всей семьи. Он провёл там, не выходя из номера, четыре дня, выпивая. Надеясь хоть так стереть свои мысли.

На пятый день в девять утра он проснулся от раскатов грома, в его тёмной комнате стало ещё мрачнее. Он позвонил Давиду, понимая, что только ему что-то может рассказать. Давид ответил с первого гудка.

— Где ты? Мы весь город обыскали, последний раз тебя видели в суде. — Спросил тревожно Давид. Роберт не знал, с чего начать. И охрипшим голосом прошептал:

— Нужна помощь, как хочешь, попытайся достать мне, то, о чем я тебя попрошу.

Давида насторожил подавленный голос друга.

— Роб, что ты опять натворил?

— Я тебя прошу, три дня назад в обеденное время было закрытое заседание, я был на слушании. Его перенесли. Ради нашей дружбы, принеси мне дело.

— Да, что черт с тобой!? — занервничал Давид.

— И ещё, постарайся не вникать в дело, это единственное условие. Прошу!! — тихо сказал Роберт и отключил.

Давид никогда прежде не слышал голос друга таким безнадежным. Он сразу направился в здание суда, и не без помощи отца это дело через пару часов в виде копии забрал из суда.

Он не заглядывал, по просьбе друга и направился загород.

Ему почти ничего не оставалось до гостиницы, как внезапно его кто- то подрезал, он резко затормозил, папка с делом упала с кресла. Он начал собирать заключения внутрь, как вдруг на одном фото из дела, он узнал Ану. Ему пришлось открыть дело…

Через полчаса он уже был в гостинице. Когда он вошёл в номер. Роберт снова сидел на полу, вокруг лежали пустые бутылки от спиртного, он был небрит, не причесан. Сидел в темноте, как заключенный, в своей собственной тюрьме. Тюрьме своих поступков.

В его взгляде был полный беспорядок, Давид не понимал, что у него на уме. Но по взгляду Давида, Роберт понял, что тот в курсе уже.

Давид присел на краешек кресла и положил папку на стол прямо перед лицом Роберта.

Они переглянулись пару раз, но слов невозможно было подобрать. Давид и представить не мог, что чувствует Роберт, ему и самому было не по себе.

— Что делать? — Прошептал Давид, — Что ты будешь делать?

Роберт на каждое слово Давида лишь прикрывал, покрасневшие распухшие глаза. Его некогда прекрасный, лазурный цвет глаз уже не был прозрачным, а больше напоминал фиолетовый. Щеки его впали и покрылись редкой щетиной, а лицо вытянулось.

Скорее всего он был сломлен, разочарован в себе. Он до конца и не осознавал, что сделал, кому сделал. Они просидели так, пару часов. Давид не знал с чего начать разговор, чтобы ещё больше не травмировать Роберта, он знал, что его темперамент и взрывной характер могут лишь навредить ему. А ещё больше его настораживало, то, что Роберт бездействует.

Так прошёл день, вечером Давид попрощался с другом и дал понять, что уезжает, но и не собирался его оставлять в таком состоянии. Он и не находил другого выхода, как позвать его мать. Только она могла с ним поговорить и привести в чувство пока не поздно.

Как только Давид покинул номер, Роберт медленно протянул руку к папке, положил перед собой, тихонько открыл и начал читать дело. Он был потрясён…

Как он не понял? Ведь явно что-то было не так. Начал постепенно вспоминать, каждый день со дня знакомства в «Спарте», ее реакция на поведение Эрика. Ее шок!!

Затем в деревне, ее паника после его прикосновения в машине, когда он подумал, что это притворство. С каждым воспоминанием он ненавидел и презирал себя все больше. Это ощущение, словно, стеклом по венам течет кровьучастилось. Его подозрения показались бредовыми, ведь если бы у нее была связь на стороне, поверила бы она всей пустой болтовне, которую он рассказал о семье, наивная дура, действительно, дура!

От него много не требовалось, всего лишь поверить, но он не захотел.

Через пару часов в дверь постучала его мать. Когда она вошла в номер увидела сына, была расстроена, как никогда.

Он скрутившись дремал в кресле, начинало светать. Она подошла к окну, чтобы раскрыть шторы и немного проветрить спальню, в которой стоял приличный запах перегара. Присела напротив сына и ожидала пока он откроет глаза. Рядом с ним лежала папка, только мать протянула руку к ней, Роберт резко схватил ее за руку. Открыл глаза и с тревогой посмотрел на мать:

— Не трогай!

Когда утренний свет немного осветил его голову, она увидела, как на его когда- то сияющих светлых волосах, появилась первая проседь, вдоль линии пробора.

— Что это сынок? — печально протянула мать.

— Я не человек… — произнёс он. — Перед тобой, нет человека… — в его глазах блестели слезы.

— Это, из-за этой девушки? Ведь все можно изменить, извиниться. На этом слове у него начался смех, вперемешку со слезами. У него словно началась истерика.

Он встал и начал что-то искать в комнате и когда не нашёл, начал все крушить и переворачивать.

— Успокойся, Роберт, успокойся, — закричала мать. Но он ничего не соображал. В номер вошёл Давид и вывел испуганную женщину. Затем забежал снова в