Вокруг Виктора начинают собираться оголодавшие пилигримы, не без любопытства наблюдая за его манипуляциями. Он красивой тонкой струёй наливает оливковое масло на раскалённую чугунную сковородку, кажется, сохранившуюся в наследство от отца Хосе.

– Чеснок режешь ломтиками и опускаешь в масло.

Дольки чеснока, соприкоснувшись с горячим маслом, превращаются в мягкие кремовые лепестки и издают головокружительный аромат.

Виктор ловко вытаскивает чеснок в отдельную миску, а на его место помещает хамон. Аромат чеснока окаймляется аппетитным запахом слегка поджаренного копчёного мяса, вызывая у всех без исключения рефлекс собаки Павлова. Когда кусочки хамона становятся почти прозрачными, повар вынимает и их.

– Теперь в масло, напитавшееся вкусом и ароматом чеснока и хамона, выкладываешь хлеб. – На сковороду высыпается наполненная с верхом миска разносортного, порезанного кубиками хлеба. В эту горку пошли запасы всех пилигримов, остановившихся сегодня в приюте.

Через несколько минут хлеб превращается в золотистую россыпь гренок. Тем временем в ведёрной кастрюле закипает бульон. Туда Виктор виртуозным жестом фокусника всыпает щедрую горсть красного молотого перца.

– Не многовато? – с сомнением спрашиваю я и тут же прикусываю язык под испепеляющим, не хуже жгучего перца, взглядом мастера.

– Не многовато! Готовь лучше тарелки.

Мы вместе с беременной Мартой и другими женщинами накрываем на стол. Паломники вытаскивают из рюкзаков свои припасы.

– Теперь остаётся всё смешать. – Виктор подходит к кульминации кулинарного мастер-класса. Острый бульон вбирает в себя и мягкий чеснок, и прозрачные ломтики хамона, и жареную хлебную гущу. Над кастрюлей вздымается облако пара, но, придавленное тяжёлой крышкой, остаётся бунтовать внутри кастрюли.

– Ещё что-то нужно? Может, зелени?

– Ну, если тебе так уж хочется, покроши немного, – снисходительно разрешает повар, уверенный в том, что теперь его творение уже ничем не испортишь. – В ресторанах так и норовят что-нибудь добавить, то яйца пашот, то веточку тимьяна или мяты, то гренки. Но на мой вкус – это уже излишества. Настоящий сопа де ахо у нас вот здесь. – И он торжественно снимает кастрюлю с плиты.

– Виктор, можно я буду помогать тебе разливать суп?

– Нужно! – великодушно разрешает повар.

Мы вместе идём вдоль стола – Виктор несёт огромную горячую кастрюлю, а я старой помятой поварёшкой зачерпываю оттуда аппетитную огненную гущу и раскладываю по тарелкам. Последней накладываю себе, но в кастрюле ещё остаётся довольно супа для добавки всем желающим.

…Вот именно здесь и сейчас, в этот краткий миг Вечности, в игольной точке планеты, ртутным шариком повисшей в бескрайней Вселенной, раскладывая по тарелкам чесночный суп из общей кастрюли, запуская ложку в его пылающую гущу, сидя за длинным столом с такими разными людьми, ты вдруг отчётливо осознаёшь простую истину, что в глубине своего существа ты един со всеми. Ты неподвластен времени, освобождён от оков одиночества, от привычного отчуждения и границ. Ты свободен от своих страхов: от страха жизни, ибо понимаешь, что ты и любой другой человек – одно целое, и от страха смерти, ибо видишь, что бытие и небытие разделяет лишь тонкая, почти иллюзорная плёнка – один вдох, один удар сердца. Определённо прав был отец Хосе Мария, усаживая пилигримов за одним столом и за общим котлом чесночного супа…

…Кастилия жестока и беспощадна: печёт, испепеляет и выжигает дотла, поджаривает на раскалённой сковороде дороги, иссушает знойными ветрами или удушливым безветрием. Вокруг, насколько хватает взгляда, поля, поля, поля… Негде укрыться от зноя и палящего солнца, которое с инквизиторской жестокостью жжёт все живое на мили вокруг. Ни дерева, ни кустика – никакой тени, только редкие стога сена по окраинам полей. Ржаво-красная земля растрескалась, при каждом шаге из-под ног вздымается облачко розовой пыли. Смешиваясь с потом, она оставляет на лице боевую раскраску индейцев. Останавливаться нельзя – можно сгореть заживо. И мы идём…

Проходим в режиме марш-броска вымерший Ахес, мост над высохшим ручьём, лабиринты Атапуэрки, обнесённую колючей проволокой военную базу, скалистый гребень с Крестом, развилку у Орбанехи… Идём вдоль взлётной полосы аэропорта, мимо стен картезианского монастыря и входим, наконец, в черту города.

История Эль Сида

Почти пять веков Бургос был столицей Старой Кастилии, собрав у себя все её мрачные замки и крепостные ворота, башни и решётки, гербы и копья, распятия и гробницы. Здесь, среди остроконечных шпилей и шершавых камней, в тёмных лабиринтах улиц, в тусклом сумраке старых дворцов, витает неистребимый временем дух рыцарства, граничащего с бунтарством, дворянства, не чуждого разбоя и интриг, пылкой преданности и холодного коварства. Именно здесь и мог родиться испанский национальный герой Эль Сид Кампеадор (Победитель) – воитель и авантюрист, заступник веры и хранитель чести, сотканный из сонма противоречий и щедро наделённый людской молвой всеми мыслимыми добродетелями. Подобно тому, как реальный рыцарь Роланд и эпический герой «Песни о Роланде» – это два отдельных персонажа, так же и Сид-Победитель из «Песни о моём Сиде» весьма далек от своего прототипа – кастильца Родриго Диас де Бивара.

Родриго родился примерно в 1050 году (точная дата неизвестна) в десяти километрах от нынешнего Бургоса в семье мелкого дворянина. Однако этот факт оспаривается: отдельные документы свидетельствуют о знатном происхождении будущего героя Испании. Предок его был одним из двух кастильских судей – должность в высшей степени уважаемая и почётная, доступная только титулованным фамилиям. Отец Родриго, инфант, по приказу короля охранял границы Наварры и Кастилии. Молодой Родриго Диас сразу же стал вхож в королевский двор, что для мелкого дворянина исключалось. Относительная образованность – Родриго мог писать и читать, что по тем временам считалось редкостью даже для знати, – сразу же поставила его на ступеньку выше по сравнению с другими – безграмотными придворными. Это обстоятельство также умалчивается в стремлении подчеркнуть народность героя. В последний год жизни короля Кастилии Фердинанда, в 1065 году, Родриго Диас де Бивар был произведён в рыцари. Развязавшаяся после смерти монарха междоусобная война среди его сыновей, оспаривающих территории, вынудила юного рыцаря выбрать себе сюзерена. Им стал король Санчо, унаследовавший Кастилию и сумевший победить двух братьев и захватить их земли. Юный рыцарь был его личным оруженосцем в начале своего пути к высокому званию «кампеадор». При осаде восставшей Саморы Родриго Диас выступал уже в качестве полководца наравне с самим королём Санчо. Но жизнь королей, так же как и простых смертных, подвластна лишь судьбе и Богу. При этой осаде король Санчо бы убит случайной стрелой, и ход истории резко поменялся: на трон объединённой державы взошёл его брат Альфонсо.

Удивительно другое: Родриго Диас де Бивар, правая