– Разведусь, – уверенно проговорила Рита. – Мне это так все надоело, что я разведусь.

– Так разводись! Девочка моя, разводись! Зачем тебе доказательства, если он тебя достал и ты сама все понимаешь? – Горецкая насмешливо покачала головой. – Ты ведь не готова разводиться. Это все слова. Тебе нужна банальная отсрочка, условность, без которой ты сама себе еще можешь говорить, что вот, мол, все, как только – так сразу! Хотела бы развестись – не создавала бы сама себе препятствия. Ты же оправдываешь свое бездействие. Придумываешь отговорки. И ни черта ты его не любишь. Ты, Ритуля, когда про своего благоверного говоришь, тебя от злости аж потряхивает. Ты его ненавидишь. Он тебе нервы мотает, жизнь отравляет, будущего лишает, а ты все тянешь кота за хвост. Это панихида по былым чувствам. Уж помер так помер. Не жди, что в нем проснется что-то человеческое. Это не муж, а пиявка на твоем хребте. Да, сейчас ты начнешь бубнить про сына без отца. Ты лучше подумай, какой у твоего Леши пример перед глазами. Еще лет двадцать, и у тебя на шее будут два хомута, а не один.

– Он еще и пьет, – пробормотала Рита и зажмурилась. – Я сейчас зареву!

– Не реви! Соловьева, слышь? Реветь надо, когда больно. А тебе не больно. Реветь имеешь право, когда все теряешь. А ты что теряешь? Ничего! Ты ничего не теряешь, ты, наоборот, получаешь свободу!

– Да там у нас квартира, мебель, алименты… Я даже не представляю, как во все это ввязываться! Мне страшно!

– Ритка, знаешь, когда страшно? – мрачно побарабанила ногтями по полировке Лера. – Когда вот так сидишь, советы за жизнь даешь, кофе пьешь, а впереди у тебя ничего. Не жизнь без мужа, не дележка имущества, а черная, дикая пустота! Когда вечером после работы надо не к мужу ругаться идти, а к онкологу! Я бы сейчас все отдала, чтобы притащиться домой, а там какой-то никчемный мужичонка без работы, пьяненький и гадкий. Да я бы его выгнала и зажила как человек. А у меня иная судьба. В общем, живи и радуйся! У тебя есть варианты, а у меня нет. Ты сама хозяйка своей судьбы, а я нет!

– Ой, Лер, прости, я со своим козлом забыла совсем! Лерочка, можно я с тобой сегодня пойду? Или ты… со своим? – Маргарита споткнулась на полуслове, сообразив, что про кавалера вспомнила некстати.

У Горецкой стало такое растерянно-независимое лицо, что Рита едва не разрыдалась от жалости.

– Я хочу одна. Мне так проще. Я одиночка. А нам, одиночкам, легче переживать свои несчастья без свидетелей. Не обижайся. Я знаю, что, если будет совсем плохо, ты ко мне прибежишь и поддержишь. Вот за это я ценю женщин и презираю мужчин. Они не умеют быть рядом, когда тебе сложно. Принцы хороши только на балу, когда на них камзолы и корона. А за спиной – папаша с царством в придачу. Но случись что – сдует его вместе с канделябрами и позументами. В общем, давай тему сменим. Что у нас с Бабаевой? Зазналась она совсем.

– Нет, Лер, ей плохо. Она какая-то не такая стала. Мы с Лизкой столько лет дружим, а тут она как не в себе. Я даже не представляла, что из-за такого ничтожества, как Слава, можно так переживать. Я уж ее теребила-теребила, хотела в кафешку вытащить, потусить, как раньше, а она смотрит как замороженная и отвечает безжизненно. Боюсь я за нее.

– Все зло от мужиков, – вздохнула Горецкая. – Ладно, раз ей плохо, не тереби. Тем более что у нее сейчас с Танненштоком самый амур. Может, он ее отогреет и увезет на свою историческую родину трескать баварские сосиски и освежать немецкий генофонд.

– Он противный такой, – скривила губы Рита. – Я вообще не понимаю, зачем он Лизке?

– Ой, как только накричал, так сразу противный, – усмехнулась Лера. – А сама недавно говорила, что любой лучше Славика.

– А теперь я передумала. Жаль мне лучшую подругу упырю баварскому отдавать! Он какой-то рыбистый, как треска мороженая. Вот чего с ним может быть общего? Не из-за карьеры же она с ним спит? Лизка по Славе так убивается, будто он не рога ей наставил, а на фронте геройской смертью пал! Ну так естественнее было бы, если бы она сидела и плакала, а не зажигала с этим очкозавром! В нем же ничего нет от мужика!

– Ну, видимо, что-то есть! Ладно, давай, перевыполняй план. А то у меня не будет повода компенсировать твое лишение премии.

Рита вздохнула и пошевелила «мышкой». Экран приветливо засветился, предлагая поработать.

«А если бы со мной случилось что-нибудь серьезное, Андрей остался бы рядом?» – вдруг подумала Рита, покосившись на подругу.

Вопрос был риторическим. Неутешительный ответ на него Маргарита знала.

Трамвай еле полз, постоянно замирая и отчаянно гремя устаревшими внутренностями. Маргарита переминалась с ноги на ногу, размышляя о том, что каблук – это, безусловно, красиво, но уж очень неудобно. Особенно если тебя с работы не забирает личный автомобиль. Но Рита твердо решила дать понять Андрею, что она, во-первых, теперь будет заниматься только собой и тратить деньги на себя, в связи с чем и купила эти орудия пыток на шпильке. А во-вторых, она просто хотела напомнить мужу, что еще очень даже ничего и в тираж не вышла. Пусть поволнуется, с чего это супруга вдруг начала наряжаться. К сожалению, Андрей не волновался. Даже не заметил, что ему что-то демонстрируют.

«Хорошо, что я деньги перепрятала», – подумала обиженная Рита, твердо вознамерившись следовать Марининому совету – отлучить мужа от кормушки. Хочешь денег – заработай сам!

Боль с лодыжек медленно поднималась к коленям. Казалось, что иногда она простреливала до самого уха.

– Пробка впереди! – весело воскликнул молодой мужик, дохнув на Маргариту луком и какой-то кислятиной. Видимо, желал скрасить путь домой новым знакомством.

«А ведь симпатичный, – с тоской констатировала Рита. – И кому нужна оболочка, когда начинка – дрянь?»

Ее потянуло в философию. А как оценить объективно, какая начинка у Андрея? Ведь красавец, вальяжный, достойный, а… что внутри-то? Нет, конечно, зубы он чистит, за собой следит, когда трезвый. А трезвым он в последнее время бывает нечасто. Нет, муж не ползал по дому на бровях, но и в легком подпитии был какой-то раскисший и приторно-масленый. Вся мужественность улетучивалась. А может, и не улетучивалась. Кто ее знает? Раздражал – и все тут. Просто бесил! Выпьет и болтается по жилплощади благостный и раскрасневшийся.

– А у меня машина сегодня в сервисе, – снова дыхнул на Риту попутчик.

Она вынужденно улыбнулась, встав к мужику вполоборота. Было жаль себя. Почему там, за окном, едут автомобили, в которых каких-то теток везут домой? А она тут, на каблуках и в обществе самоуверенного хмыря с нечищеными зубами! От навязчивого кавалера ее спас телефонный звонок.

– Соловьева?! – звенящим, напряженным голосом крикнула Горецкая. – Ты где?

Судя по тому, что подруга гундосила, она недавно плакала. Рите стало страшно. Как и о чем говорить с Лерой, она не представляла.

– Я тут, – тревожно обронила Рита, ожидая новостей.