Положив все необходимое в сумку, я побежала на кухню,достала полбулки хлеба, немного колбасной нарезки и воды. Разместив все это внебольшой сумке, я посмотрела на лежащую рядом с Экрамом турчанку ипочувствовала, как сильно у меня задрожали ноги. Я не знаю, кем она приходиласьЭкраму, женой, сестрой или любовницей… да и никогда уже не узнаю, потому чтотеперь это не имеет никакого значения. То есть абсолютно.

Нагнувшись, я подняла с пола пистолет и определила, что вобойме остался ровно один патрон. Я соврала Ленке, что обойма пустая… Я простоиспугалась… Я просто испугалась взять в руки пистолет еще раз… Я никогда вжизни никого не убивала… Смешно, но я даже не смогла бы никогда наступить ни нагусеницу, ни на таракана.

Никогда… Даже краешком обуви. Когда я была маленькой ииграла со своими сверстниками во дворе, они то и дело наступали на какую-нибудьживность типа божьей коровки или жука. Я всегда осуждала их за это и сносилавсе их насмешки и ужимки по этому поводу. Я считала, что все живое должно жить,потому что если кто-то наделил его жизнью, значит, забрать эту жизнь может тожетолько этот кто-то.

А сегодня я убила женщину… Не задумываясь ни минуты… Я убилаее недрогнувшей рукой… Как говорит Ленка, убила и ни грамма от этого нераскаялась. Я не испытала ничего даже отдаленно похожего на раскаяние илиугрызения совести… Только ненависть и только жгучую злость… Я испытала течувства, которые испытывает настоящий убийца в тот момент, когда совершает своепреступление…

Сунув пистолет в карман джинсов, я вдруг подумала о том,что, даже если в оружии остался хотя бы один патрон, оно все равно представляетопасность, а в данном случае хоть какую-то защиту. А защита мне сейчас как рази не помешает, потому что судьба распорядилась так, что защищать меня нынченекому, кроме меня самой, конечно.

Бросив на Экрама прощальный взгляд, я направилась к выходу ивстала рядом с сидящей на ступеньках Ленкой. Ленка подняла голову и посмотрелана меня каким-то болезненным взглядом.

– Свет, ты все взяла?

– Все.

– Ничего не забыла?

– Да вроде бы нет.

– Уже совсем светло. С минуты на минуту сюда могутприехать. Уже пора уходить.

– А ты сможешь идти?

– Я буду стараться.

Ленка медленно встала, взялась за перила и сплюнула на полкровью. Затем как-то напряглась и сделала то же самое еще несколько раз. Яощутила, как на моей спине выступил холодный пот, но старалась не показыватьсвоих опасений Ленке.

– Ленка, что это такое? – только и смогла спроситья.

– Не знаю, – пожала плечами та.

– Ты кровью плюешь.

– Я вижу. Это плохо?

– Хорошего мало. Скорее всего эта проклятая пика заделакакой-то орган. Ты идти-то сможешь?

– Смогу. Ты не переживай. Я же тебе поклялась, что неумру.

Я подошла к Ленке, взяла ее за руку и помогла спуститься слестницы.

– У тебя силы-то есть?

– Есть.

– Ты уверена, что ты сможешь идти?

– Уверена.

Ленка взялась за меня посильнее и сделала несколько шагов внаправлении лежащей на земле девушки. Я повесила приготовленную сумку спровизией себе на плечо и напрягла слух.

– Лен, тебе не кажется, что где-то недалеко слышен шумподъезжающей машины?

– Кажется. Сюда кто-то едет.

Ленка посмотрела на меня испуганными глазами, а затемперевела точно такой же испуганный взгляд на Нику. Я слегка дернулась инаклонилась над девушкой.

– Ника, извини, сюда кто-то едет. У меня подругуранили. Мы с ней уходим в горы. Правда, я сомневаюсь в том, что она сможетдолго идти. Я не знаю, что с тобой делать, – ты же не можешь встать.

– Помогите мне, – прошептала девушка и закатилаглаза.

– Как?

– Помогите мне.

– Но мы не можем тебя с собой взять. Ленка и так елеидет. Сюда едут. Нам надо срочно уходить. Если мы доберемся до родины, тообязательно расскажем о тебе властям.

Я говорила и понимала, что я несу ужасный бред, и в то жевремя я понимала, что я попала в тупик, когда даже бред кажется хоть каким-товыходом и ты сама начинаешь в него верить. Наверно, так происходит всегда,когда человек попадает в безвыходное положение.

– Девочки, я слышу, что сюда едет машина. Она совсемрядом. Это турки. Сейчас они начнут надо мной издеваться, и я умру в страшныхмучениях. Я столько намучилась, что больше не выдержу. Честное слово, я большене выдержу. Девочки, убейте меня, родненькие.

Убейте. Сделайте так, чтобы я не мучилась. Только сделайтеэто быстрее, потому что сейчас сюда приедут и тогда вы не успеете никуда уйти.Медлить и раздумывать нельзя.

– Из чего мы тебя убьем? У нас патронызакончились, – Ленка повернулась в ту сторону, откуда доносился шумподъезжающей машины, и побледнела еще больше. – Мы же не можем тебясобственными руками задушить… Об этом ты нас даже не проси. До крайностей мы недойдем.

– Убейте меня, пожалуйста.

Поняв, что у нас практически не остается времени насобственное бегство, именуемое спасением, я молниеносно достала пистолет испросила, не слыша собственного голоса:

– Ника, ты уверена, что ты этого хочешь?

– Абсолютно, – увидев пистолет, Ника улыбнулась, ав ее потухших глазах запрыгали радостные лучики. – Девочки, родненькие.Спасибо вам огромное. Спасибо.

Я вам так благодарна… Вы даже не представляете, как я вамблагодарна. Все эти дни я только и делала, что мечтала о смерти. А вы… выобязательно доберитесь до родины. Обязательно. И пожалуйста, побывайте вВоронеже. Скажите моим близким о том, как сильно я их люблю и всегда будулюбить.

– Мы обязательно туда заедем, если доберемся до роднойземли, – проговорила я, с трудом сдерживая себя, чтобы не разрыдаться.

– Вы мне обещаете?

– Обещаем.

– А еще расскажите таким дурочкам, как я, чтобы ониникогда сюда не ехали. Пусть они работают дома. Дома всегда хорошо, потому чтонаш дом – это наша родина.

– Расскажем.

– А теперь до свидания, девочки. До свидания,родненькие. Торопитесь, машина уже совсем близко.

– До свидания, Ника, – с трудом проговорила я инаставила пистолет на окровавленную голову девушки.