– А вы знаете, что в Германии полагается вступать в гитлерюгенд в десять лет? – сказал Джеральд.

– Нелепо, – фыркнула Сара. – Я бы Патрика ни за что туда не пустила.

Супруги Мерфи переглянулись, и Марта удивилась, что бы это могло значить. Джеральд накрыл ладонью руку жены и сжал покрепче. Сара смотрела перед собой остановившимся взглядом.

– Гитлер свихнулся, – продолжил Джеральд. – Его место в сумасшедшем доме. Нам повезло, что мы здесь.

– Повезло, – эхом отозвалась Сара. – Да, повезло… повезло.

– Я думаю, что вы уже достаточно повеселились сегодня, мальчики. – Файф поцеловала старшего в щеку – он тут же утерся рукавом.

Когда они ушли, Файф позвала кухарку, чтобы та убрала тарелки. После «Папы добле», белого вина и целого дня на солнцепеке Марта опасалась опрокинуть один из изысканных стульев миссис Хемингуэй. Ураган начался как раз вовремя, позволив отказаться от предложенной рюмки хереса.

На следующий день Марта принесла Эрнесту свои тексты, и они уселись в саду среди экзотических растений с незнакомыми названиями. Перед этим Файф провела с ней изнурительную экскурсию, Марта изо всех сил изображала заинтересованность, но, похоже, миссис Хемингуэй была не в состоянии понять: такие вещи интересуют женщин, когда им за сорок, а никак не в двадцать восемь.

Эрнест вооружился черной ручкой и правил Мартин рассказ, показывая, какие слова, по его мнению, стоит выделить.

– Скелет, – чеканил он, ведя для убедительности пальцем вдоль строки. – Вот все, что нужно фразе.

Следующие несколько недель они прожили втроем, по-семейному. Эрнест редактировал ее тексты, зачитывая отдельные предложения вслух, чтобы был слышен ритм. Марта ощущала собственную значимость: сам Хемингуэй говорит с ней на равных, обсуждает свои идеи и интересуется ее мнением. Возможно, между ними и был тогда легкий флирт, какой обычно возникает между мужчиной и женщиной, когда оба привлекательны и талантливы, – но не более того.

Миссис Хемингуэй по большей части проводила время в саду или поднималась в кабинет, объясняя, что не любит жару.

Однажды утром Марта отправилась в дом за стаканчиком чего-нибудь прохладительного.

– И мне тоже! – крикнул ей вслед Эрнест, и она заметила силуэт, мелькнувший в окне кабинета.

В кухне она налила себе лимонада и остановилась у столика, заставленного рамками с фотографиями семейства Хемингуэев. Среди них было множество снимков их сыновей, сына от первого брака – Бамби. Она задумалась, каков Эрнест как отец: наверное, он редко бывает дома, но когда появляется, жизнь превращается в праздник.

У дальнего конца стола стоял групповой снимок с Эрнестом в центре. Марта узнала Джеральда, Сару и Файф, которая, видимо, вздрогнула от магниевой вспышки. Женщина рядом с ней – скорее всего Хэдли: Эрнест рассказывал на прошлой неделе, что они проводили каникулы в Антибе всей честной компанией: жена, муж, любовница. Такое впечатление, что все трое рехнулись. Ничего общего с тем, что было теперь. Марта спала с симпатичным шведом, которого встретила в отеле. И даже если Эрнест питал к ней какие-то романтические чувства, то уж она-то к нему точно ничего такого не испытывала. Марта поставила странную фотографию обратно на столик, удивляясь, зачем Файф позволяет держать ее в доме.

Тут из соседней комнаты послышались рыдания.

Шторы в гостиной были задернуты, поэтому сначала Марта увидела в полумраке лишь очертания звериных голов. А затем разглядела, что на диване, уткнувшись лицом в подушку, скорчилась Файф. Позади нее громоздилась гора номеров «Вог». Миссис Хемингуэй обернулась и посмотрела на нее покрасневшими, безнадежными глазами.

– Бога ради, – очень медленно произнесла Файф. – Почему вы до сих пор находитесь в моем доме?

Выйдя на слепящий свет, Марта сказала Эрнесту:

– Думаю, вам следует пойти к жене. Мне кажется, она очень расстроена.

На следующий день Марта сбежала из Ки-Уэста, от своего шведа, от Хемингуэев. Она вовсе не хотела, чтобы он настиг ее в Майами – за стейком с картошкой фри и бутылкой мерло. И уж точно не желала того, что началось между ними в Испании.

Марта идет на юг вдоль Елисейских Полей, направляясь в книжную лавку «Шекспир и компания». Если Эрнест где-то в Париже, он непременно должен заглянуть на улицу Одеон в поисках хорошей книги.

На Риволи, у самого Лувра, дымится баррикада, еле видимая в мутном утреннем свете. Подойдя ближе, Марта видит завал из остовов кроватей, парковых оград с кусками столбов, сверху валяется дверь с обгорелой ручкой. Идти приходится осторожно: вся мостовая в ямах от вывороченных камней. В воздухе ощутимо пахнет нечистотами. Наперерез Марте шагает лохматый верзила с обветренным лицом.

– Могу я пройти?

– Вы француженка? – спрашивает он.

– Американка.

– Маленькая американка с прекрасным выговором! – Он тепло улыбается. – Что вы делаете в Париже?

– Пишу репортажи о войне. – «И развожусь с мужем», мысленно добавляет она. – Я журналист.

– Откуда?

– «Кольеровский еженедельник»[23].

– Расскажите обо всем, что происходит здесь. – Верзила кладет руку ей на плечо. – И ни о чем не умалчивайте. Слышите? Ни о чем!

Его руки черны от масла, под ногтями грязь.

– Vive la France! – отвечает Марта и спешит прочь, по пути оттирая воротник от следов грязной руки.

– Vivent les Américains![24]– несется ей вслед.

Вот и источник вони – вырванный с корнем писсуар, похоже, из туалета метро, горделиво красуется на постаменте из мусора: в забрызганном устье желтеет лужица. Марта идет мимо, отвечает шуткой на шутку очередного бойца Сопротивления, тот откровенно пялится вслед. Вот так же несколько недель назад на нее таращился итальянский таможенник. О да, последние несколько месяцев у нее тоже случались интрижки. Эрнесту достаточно подмигнуть, и все его бывшие жены и любовницы примчатся, готовые отдаться с потрохами, лишь бы доставить ему удовольствие. Но она не такая, она не похожа на всех этих ручных болонок!

Нефтяная пленка на поверхности Сены поблескивает в солнечных лучах. На острове Сите полно народу, – сидят на траве в тени собора Нотр-Дам, выпивают и закусывают тем, что в доме нашлось. Аккордеонисты рвут меха, соревнуясь за каждую брошенную монетку. Мужчина на углу в низко надвинутой шляпе бормочет: «Шоколад, американские сигареты, спички, шоколад, сигареты…»