Пара Готье – Мондино? Изящная медлительность, круговое движение камеры, сумеречные цвета, андрогинные образы. По ассоциации идей Готье, человек интуиции, «крепкий орешек» с нежным сердцем, прочно встроился в коллективное подсознательное. Теперь даже качество продукции не играло особенной роли. Кокетки готовы были броситься в пасть ко льву ради Барби розового цвета, покупая «Gaultier» по умеренным ценам, балуя себя этой необходимой роскошью, меняя «готовое платье» на «готовое ощущение». Сладкий обольстительный аромат, в котором цветочные оттенки сочетаются с нотами иланг-иланга, мускуса, амбры и ванили… Мужчине так приятно потереться щекой о девичье плечо! А женщины благоухали теперь послеполуденной прогулкой в детском парке развлечений. Эти клубнично-сахарные девочки и не подозревали, что помогают преодолевать пространство и время памяти о Бабуле Гаррабе. На туалетном столике в ее спальне, в Аркёй, тюбики красной губной помады и рисовая пудра… воздух наполнен запахом карамели. Вспомнить корсет бабушки Жан-Полю удавалось сразу же, как только на листке бумаги перед ним появлялся женский силуэт. Но как удержать аромат, память о ласке, о нежности слов, которую нельзя перенести на бумагу? Он создал очень интимный парфюм, получил необыкновенное зелье, в котором скрывались его воспоминания о детстве, как у Пруста – в «мадленках»[139]. И эти драгоценные капли нежности оросили все четыре стороны света.

Однажды февральским вечером, в семь часов, накануне показа прет-а-порте, Готье вызвал в зал трех двадцатилетних топ-моделей – сербку Бояну, канадку Коко и француженку Морган. Он хотел, чтобы они быстро прогнали финал. На краю подиума уже установлены декорации. Будуар, драпировки из алого плюша и барная стойка из красного дерева, бархатное канапе в стиле рококо, вешалка и приглушенный свет. О, ужас, это же дом терпимости, бордель! Модели даже сначала не могли осознать, что им придется изображать женщин легкого поведения перед всем Парижем. Вскоре прибежал Жан-Поль, размахивая помятым листком бумаги с нечитабельными каракулями на нем. Это был состряпанный на скорую руку сценарий, и кутюрье зачитал его трем новоиспеченным актрисам на особом двуязычном диалекте, «Готье-английском»: «Вы выходите из салона, а потом – хоп! Вы поправляете прическу, примеряете сумочки, а потом начинаете друг друга толкать и слегка пинать коленом. Fight, потасовка, драка, о’кей? Смотрите, I show you because my scenario is not so good[140]». Он и в самом деле показывает эту сценку, делает вид, что избивает Коко, девушки хохочут, а пресс-секретарь смущенно приводит декорации в порядок, подчиняясь указаниям режиссера, который в этот момент напоминает двенадцатилетнего мальчика. «Немного вправо, так, вперед, нет-нет, теперь влево, – продолжает Готье. – Ну, что же вы, теперь нужно двигаться к лампам!.. А резиновые сапоги у вас есть? Нужно поискать!» Одна из помощниц бодрой рысью удаляется и через минуту возвращается с тремя парами резиновых сапог для рыбной ловли. В то же время появляются четыре рабочих сцены гигантского роста в синих рабочих комбинезонах. Они приносят песок, вентиляторы, водяные насосы и прямо посередине подиума сооружают ринг для борьбы в грязи. Красивые «проститутки» начнут там поединок в платьях и нижнем белье от JPG. Звук гонга, дымовая завеса, анахронические персонажи, никак между собой не связанные, чьи взгляды прикованы к четырехугольной площадке, – вот и картинка из фильма «Ночь в опере». Граучо Маркс, очень сосредоточенный, выталкивает девушек на арену.

Они поняли общий смысл представления, надели резиновые сапоги и непромокаемые плащи. Диджей включил сначала «Роксанну», хит группы «The Police», а потом пинкфлойдовские «Деньги». Коко и Бояна начали бой, а Жан-Поль, в полном восторге, изображал судью. «Нападайте резче, – то и дело командовал он “соперницам”. – Ну, в самом деле, Коко, you are not the Little Mermaid!»[141] Коко, Морган и Бояна, растрепанные, задыхающиеся, мокрые, походили на спасшихся членов экипажа танкера «Эрика»[142]. Импозантного вида «специалист по грязи», стоя на коленях, внимательно следил за состоянием чавкающего поля боя. Жан-Поль с комичной любезностью обратился к нему: «Всё ли в порядке, месье? Уровень достаточно высок? Вы знаете, завтра, во время дефиле, вы не сможете находиться здесь, на подиуме…» Его прервал диджей, который заорал в микрофон: «Жан-Поль, что мне тебе поставить из диско – “Любовь повсюду” Янга или “Если ищешь драки” Аманды Лир?»

– «Любовь повсюду», – отвечал Скорсезе от моды; одновременно он заметил, что, падая, модели потеряли серьги, и сделал знак осветителям направить на арену боя голубоватый свет. Тут рабочий сцены предупредил его, что жидкая грязь вот-вот перельется за края бассейна-ринга и что это повлечет дополнительные расходы. Он с начальственным видом слушал собеседника, но, поскольку его занимала установка света, только почесывал подбородок и согласно кивал: «Да, да, да, очень хорошо!» Сообразительный рабочий быстро понял, что имеет дело с чудаком, и, не дожидаясь ответа, отправился сам исправлять дело. На следующий день, вдохновленная боем шикарных «курочек», пресса окрестила это шоу так же, как назывался телефильм Эмилио Эстевеса: «Порнушка».

Современные показы коллекций «Шанель», «Баленсиага», «Соня Рикель», «Ланван», «Лакруа», «Прада» были интересны, но прямолинейны: две или три темы, модная музыка, немного оригинальности. Готье действовал иначе. Это был настоящий сказочник, который рассказывал истории прямо на подиуме. Он придумал специфическую манеру рассказывать о себе с помощью собственной работы, своей моды и своих тщательно продуманных постановок задолго до того, как этот подход стали практиковать министры, известные ораторы и устроители телевизионных реалити-шоу. Коллекция «Конструктивизм» 1986 года возникла после того, как он познакомился с творчеством Малевича и искусством революционного плаката и вдохновился ярко-красным и бутылочным цветом. «Эти дикие цвета, не примитивные, но модернистские, мне очень нравились, – рассказывает Готье. – Я обожал то, как выглядят буквы кириллицы. Путь был понятен, достаточно было поместить русские буквы на подкладку и на береты, которые превратились в рэперские шапки». Фредерик Лорка была призвана участвовать как модель славянского происхождения. «Мы с Жан-Полем еще никогда столько не спорили, – признается она. – Он придумывал юбку, а я говорила: “Средненько получилось, она выглядит грубо, простовато”. Он не соглашался, напряжение нарастало… Надо сказать, что он разрабатывал прежде никем не опробованные силуэты и формы. Иногда я резко протестовала против некоторых вещей, потому что мне казалось, что это все равно что биться головой об стену. Несмотря на это, после долгих споров я соглашалась на его безумства. Он всегда так все делает, этот Жан-Поль. Вот Франсис, например, обладал настоящим талантом говорить: “Да ты что, это отвратительно!” А сейчас уже никто не может противостоять ему». Однако русскую юбку, вывернутую наизнанку, Фредо решительно не принимала. Между тем показ прошел с триумфом. Овации, восторженные рецензии, хвалебные статьи, продажи в Америке моднейших моделей сезона, восторг капиталистов, пришедших к власти в Союзе во время перестройки.