– Да… Слово – не воробей! Но, думаю, что теперь, чаша сия минует тя, – грустно выдохнул Аполлоний.

– Почему, ты только что упомянул, что я стану басилевсом?! Ведь, так?!

– Да станешь, станешь! Правда, ненадолго, – поморщился старец. – Но, в день твоего рождения я говорил о другом. О том, что ты будешь царём, твердила и твердит без устали, по сей день, твоя родня. А я имел в виду, что тебе, как избраннику Божьему, суждено претерпеть великие муки от огня вселенского, дабы воскреснув, править на Земле в Любви вместе с Господом, восстановив единство Церкви Христовой. Да я вижу, что ты уже сделал свой выбор, не так ли?

– Если между мучеником-патриархом и императором, то конечно сделал! – ухмыльнулся Андроник.

Сын Исаака Комнина был неуёмен в проявлении уязвлений к своему царственному кузену. Он сочинял памфлеты, поносившие имя басилевса, скитался по провинциям, баламутил народ, недовольный введёнными льготами для западных купцов и вельмож. Мануил, памятуя о призывах Ольги, всегда пытался решить дело миром, вызывал брата к себе во дворец, давал ему поручения, отправляя его в другие государства с различными миссиями, но в итоге опять оказывался у разбитого корыта. Родственник обязательно переворачивал всё шиворот на выворот, в каждой миссии преследуя собственную выгоду. Будучи человеком образованным, с живым острым умом, Андроник легко входил в круг общения высшей знати, где бы ни появлялся. И войдя в этот круг равным, выходил из него лидером. А лидер легко мог навязывать свои идеи новоявленной пастве. Когда в очередной раз ромейский посол Андроник вместо того, чтобы преследовать цели басилевса, удумал призвать соседей к завоеванию пограничных территорий Ромейской империи, а себя посадить на трон в Константинополе, терпению Мануила Первого пришёл конец. Андроника схватили, как только он оказался на византийской земле. Чтобы более не искушать судьбу, басилевс поместил брата в тюрьму Большого дворца. Андроник просидел в ней долгие четыре года, пока явление в его камере старца Аполлония не сподвигло мага телепортироваться на Русь в Галич. Откуда, согласно требованию старца, он должен был вернуться, только вместе с семьёй своей сестры, по приглашению самого Мануила. Что, собственно, Андроник и исполнил.

– Зачем тебе трон, Андроник? – спросила Ольга брата, присев на скамью, стоявшую в тенистом саду дворца Быка-Льва. Она только-только добилась от басилевса его полного и окончательного прощения и увела с собой из покоев Большого дворца.

– А тебе? Разве ты не правишь в русской вотчине?

– Как видишь, раз я здесь, то, уже, нет.

– Но ведь правила?

– Я была супругой Ростово-Суздальского князя. А князь – это не басилевс. Со времён кончины Ярослава Мудрого, с февраля 1054 года, на Руси нет единовластия. Потому нет и сплочённости. Вечные братоубийства.

– Братоубийства? – Вот видишь. Тебе ли спрашивать, если ты сама приехала из тех краёв, где брат идёт на брата.

– Они – другое дело.

– Почему? Разве в их жилах бежит иная кровь? Разве обиды у нас и у них воспринимаются по-разному? – сверкнул очами Андроник.

– Кровь везде одинаковая. А вот христианское миропонимание, оно у нас должно быть более развито. Мы же принесли им Веру Христову. Не они, а мы должны быть примером человеколюбия.

– А я ничего против человеколюбия не имею. Я и сам пострадаю за Христа ради ближнего, если придётся, как тогда в походе от басурманской стрелы. Я против конкретного человека войну веду, потому что он – деспот. Народ бедствует, а он шикует. И ты его покрываешь, сестрёнка!

– Ты и впрямь воюешь с тем, с кем сидел вот на этой самой скамье в детстве, делясь самым сокровенным, только потому, что его сочли более достойным?

– Он сам себя поставил выше нашей дружбы, сам себя избрал басилевсом. Разве отец не писал тебе об этом?

– Я так не думаю. Мануил смелый и благородный. В нём нет ни хитрости, ни подлости. Он бы никогда не пошёл поперёк воли Иоанна Второго. А что до обиды на него нашего отца, то у всего есть свои причины. Прежде чем обидеться, папаша мог бы вспомнить о том, что сам дважды пытался свергнуть своего брата Иоанна за время его правления. На трон-то он его возвёл своим отречением, это ты верно говоришь. Именно он поддержал кандидатуру брата и пошёл с ним до конца, выступая и против воли матери – Ирины Дукини, и против воли сестры Анны. Это всё так. Только от любви до ненависти – один шаг. И вот он, уже, воспользовавшись очередным отсутствием выступившего в поход на врага брата, пытается свергнуть его. Вспомни, разве не было этого? Как он в 1122 году бежал из Ромейской империи, чтобы не попасть под горячую руку басилевса Иоанна после неудачного заговора. Да ты, может, и не помнишь! Тебе тогда всего 4 года было. А я помню. Одного я не пойму. Неужели ты никак не можешь взять в толк причину двухдневного ареста отца Мануилом и простить его? Я не верю тебе, Андроник. С твоим-то умом! Нет, ты не за отца переживаешь. Тебе себя жаль. Вбили тебе родители с детства в голову эту дурацкую мысль о твоём воцарении на ромейском престоле, вот ты и шокирован, что жизнь разошлась с придуманным тобою будущим. Года бегут, мы стареем, а власть – всё в руках брата, да? Но, я повторяю, Бог с ним, с Мануилом! Зачем тебе трон? Тебе – тому, кто легко меняет обличия и места пребывания. Думаешь, я не вижу, что ты стал магом? Или ты и мне будешь рассказывать, как исчез из темницы Большого Дворца на несколько дней, якобы спрятавшись в вырытой в полу яме? Это в каменном полу-то? Или начнёшь плести о воске и слепках с ключей, открывающих кандалы? Посмотри на свои руки, брат. На них нет следов от сковывавших браслетов. Разве, это руки человека, просидевшего закованным четыре года? Полно, Андроник. Ты настоящий артист! Пожалуй, я да Мануил, только мы двое и догадываемся о твоей игре.

– И он тоже? Я думал, что он пребывает в полной уверенности в моей изоляции от внешнего мира.

– Догадывается. С той самой ночи, когда ты вернулся в образе монстра из сельджукского плена. Он понимает, с кем имеет дело.

– И не пытается меня убить или ограничить?

– Куда уж ещё более ограничивать с точки зрения людей? А убивать, – нет, он не станет тебя убивать. В отличие от тебя он помнит, что вы братья, спасённые мною.

– А, может, помнит, что однажды, в другой жизни, уже погубил меня, и до сих пор каится в этом? – усмехнулся Андроник.

– Ты это о чём? – Ольга внимательно посмотрела на брата.

– О странных перепитиях истории, сестрёнка, – грустно вздохнул маг.

– Ладно, оставим в стороне пустые догадки. Давай вернёмся к нашему кузену. Помнищь, как после твоего исчезновения на неделю из темницы дворца, он был вынужден посадить в ту же камеру твою жену?

– Нашла, что вспомнить!

– А что ему ещё оставалось делать? Как вернуть тебя в тюрьму?! Вот ты и воротился, да ещё и ребёночка зачал.

– Ага. Сына – Мануила. Мы его с женой в пику дядьке так назвали. Теперь, кто не спросит, – так всем и отвечаем, что сидели с Мануилом в одной камере.