Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Такая стена — Стена Духов, как называли её здесь — стояла перед каждым поместьем и, как говорили местные, должна была не дать войти в жилище злым духам, которые, согласно верованиям, могли лететь только по прямой линии.
Ксения не могла понять, как народ, который осваивает просторы межзвёздного неба, может верить в духов, волшебство и богов. Она видела в этой стене вполне простое и ясное назначение — она могла защищать от летящих, как и духи, исключительно по прямой снарядов и пуль.
Впрочем, если Сина и понимали эту её роль, то предпочитали молчать. Правила и традиции регламентировали здесь всё.
Вся архитектура Сина так же подчинялась своду религиозных правил, от которого зависел выбор места постройки, способ строительства и даже цвет. Все здания были строго сориентированы по сторонам света, и фасад всегда смотрел на юг.
Сина свободно летали между системами солнц, и империя их состояла из нескольких десятков планетарных миров. Большинство обитателей их было так же низкоросло, широколобо и плосконосо, как и сами синайцы. При этом синайцы продолжали приносить жертвы Небу, горным и речным божествам и глубоко чтили память предков.
Климат планеты, суровый на севере и переменчивый на юге, обусловил непривычный ромейскому глазу стиль их одежды, состоявшей из множества разноцветных, кое-где украшенных вышивками шёлковых одеяний у аристократов и конопляных многослойных рубах у простых горожан.
Социальная структура — если верить обсуждениям, которые слышала Ксения на улицах и в магазинах — была так же тверда, как пирамида. «Всемогущий государь подобен залу, — слышала Ксения не раз повторявшиеся слова мудрецов, — его подданные — ступеням, а простолюдины — основанию дома». Впрочем, Ксения не слишком-то верила, что дело обстояло так легко. Общество, состоявшее из воинов, учёных, крестьян, ремесленников и торговцев, включившее многие провинции и планеты, не могло быть едино между собой.
Город состоял из усадеб, которые в меньшем размере повторяли императорские дворцовые комплексы — в том числе и тот, в котором поселили их. Дома эти назывались сыхэюань, и каждый из них окружала глухая стена; за стеной находился центральный двор — «небесный колодец» — а вокруг него, в зависимости от значимости и в порядке, установленном много веков назад, стояли и другие постройки: жилые, хозяйственные и декоративные.
Синайские зодчие почти совсем не использовали камень для строительства жилых домов. Они работали с материалами лёгкими и податливыми, но вместе с тем хрупкими и, на взгляд Ксении, не слишком долговечными — деревом, черепицей, глиной. Причина тому была не в том, что строения из камня требовали больше труда, а в том, что так повелело им древнее «учение ветра и воды», которое определяло быт синайцев от и до.
Так, дерево считалось символом жизни, а камень, согласно утверждениям так почитаемых здесь мудрецов, предназначали для «домов мертвецов».
Строения в основном были одноэтажные — и лишь некоторые, например, монастыри или же императорские постройки, строились в два или три этажа. «Небо равно удалено ото всех», — то и дело слышала здесь Ксения.
Ещё одной особенностью синайских домов было то, что опирались они не на стены, а на четыре колонны, расположенные друг к другу немного под углом — и в этом законе, определённом «учением», Ксения тоже угадывала некоторый смысл — судя по хроникам, землетрясения случались здесь каждые несколько десятков лет.
На колонны устанавливалась коньковая балка, которая считалась символом процветания семьи. Её поднимали в «счастливые дни», в сопровождении ритуалов, а затем вешали на ней написанное красными иероглифами заклинание. В этом уже Ксения смысла увидеть не могла.
Все этапы строительства проходили каждый под свой магический обряд, призванный обеспечить счастье и благополучие членов семьи.
Стены поверх деревянных колонн возводились из глины — при этом в зданиях совсем не было потолка, и все перекрытия — даже в самых богатых дворцах — были отлично видны.
По внешней стороне здания опоясывала открытая галерея с балюстрадой. Окна имели бамбуковые рамы, отнесённые на равное, соответствующее «счастливому числу», расстояние от колонн.
Входные двери занимали значительную часть стены, обращённой ко внутреннему двору. Число ступеней крыльца обязательно должно было быть нечётным — чтобы в доме присутствовала сила «ян».
Сам дом ставился на прямоугольной платформе, сооружённой из утрамбованной земли, и только в исключительных случаях — из камня.
Самой же примечательной деталью синайских домов были крыши — высокие, выступающие далеко за периметр стен, и во многом нивелирующие простоту и откровенность нижней части здания. Загнутые вверх карнизы делали всю конструкцию лёгкой и воздушной на вид, и так же вверх загибались оба конька крыши.
— Ксения! — голос Орлова вырвал девушку из задумчивости, как это бывало всегда. — Ты не устала так стоять?
— Простите, капитан, — машинально произнесла та. — Я всё хотела спросить…
— Что?
— Они… Сина… не напоминают вам никого?
— Нет, — Орлов подошёл к ней и легко поцеловал в висок. — Ты помнишь, что сегодня ночь светлячков?
— Да, конечно.
— Будь готова.
ГЛАВА 19
Той — и следующей ночью — и через одну ночь, Ксения никак не могла уснуть.
Днём она сидела в саду, глядя на воду и думая о том, должна ли выполнить просьбу, прозвучавшую как приказ.
Ночью же ворочалась с боку на бок, прислушиваясь к звукам дыхания капитана, раздававшимся из-за ширмы, и снова думала о том же.
Всё здесь казалось ей чужим.
Проповедовавшие сдержанность в быту, сины предпочитали яркие и сочные цвета. Колонны, поддерживавшие крыши, покрывали красным и чёрным лаком, и теперь они — как столбы гевеи, насытившейся кровью — алели по углам комнаты в темноте. Потолочные перекрытия, покрытые красочными орнаментами, ещё недавно очаровывавшие Ксению своей красотой, теперь казались перечнями древних заклинаний. Окна, забранные узорчатыми решётками, казались ему знаками приближающейся тюрьмы, створки дверей, перила крыльца и галереи, украшенные затейливой резьбой, жёлто-зелёные и синие крыши цвета неба, увенчанные черепичными дисками с орнаментами и письменами, и мифические животные на коньках и карнизах — всё вызывало теперь раздражение.
Чужой мир был прекрасен, пока оставался чужим, но становился враждебным, едва только появлялась мысль о том, что он никогда больше не вернётся домой.
Упорядоченные, будто вымеренные по линейке корпуса усадьбы сжимали его в тиски.