Он наклонился, соприкоснувшись со шлемом Кроум, и обратился к ней через костюм:

– Ну, как ты, детка?

– Черт, больно… – донесся до него сквозь толщу брони ее голос, едва слышный и далекий. – Мне жутко… хочется спать.

– Не покидай меня, Кроум! – крикнул он, и его крик эхом отозвался от внутренних стен его собственного шлема. – Слышишь, не отключайся!

Сказав эти слова, он задался вопросом: а стоит ли? Какая польза? Погрузиться в сон и больше никогда не проснуться – чем не достойный способ уйти из этой жизни?

Но пока они живы, они остаются морскими пехотинцами. А те, как известно, просто так не сдаются.

Он неуклюже привлек ее к себе одной рукой, а как иначе, ведь они оба были в тяжелых бронекостюмах. Вокруг них, а также на полу, который стал теперь потолком, в кромешной тьме в двенадцати метрах над ними лежали другие бойцы штурмового подразделения ‹Альфа›. Половина из них, судя поданным, передаваемым бронекостюмами, погибла.

Запаса энергии у модуля не было. Топливо на нуле. Оставалась только зарядка бронекостюмов, однако всякая связь пропала вместе с локальной сетью. Вмонтированные в них передатчики должны, по идее, работать даже в условиях чрезвычайной ситуации, однако взрыв вывел их из строя. А поскольку радиосвязь отсутствовала, Гарроуэй и горстка оставшихся в живых пехотинцев могли общаться только при помощи голоса, через бронекостюм. Если у кого-то из пехотинцев радио и продолжало функционировать, Гарроуэй этого пока не слышал.

Как долго они пробыли здесь? Если верить имплантированному таймеру, с момента взрыва прошло тридцать четыре часа. Неужели? Такое впечатление, что они здесь уже целую вечность.

Он проверил медицинскую сводку Кроум. Она установила приток кислорода на самую низкую отметку, и он приоткрыл вентиль чуть больше. Все пытались растянуть запас кислорода и энергии как можно дольше. Согласно данным бронекостюма, Кроум страдала от внутреннего кровотечения. Скверно, поскольку вскрыть ее бронекостюм он не мог. Грузовой отсек модуля по-прежнему находился в состоянии глубокого вакуума, а доступная медицинская помощь сводилась лишь к мединано, приток которых в организм обеспечивал бронекостюм. Судя по всему, им удалось замедлить внутреннее кровотечение, однако Кроум все еще не оправилась от шока, и состояние ее стремительно ухудшалось. Артериальное давление девяносто на двадцать, пульс сто шестьдесят, но едва прослушивается.

Черт! Он теряет ее!

Гарроуэй и сержант Анджелина О'Меара познакомились четыре года назад, когда их обоих направили на переподготовку новобранцев в тренировочный лагерь Кэмп-Лежен. Его отношения с ней – Кроум, как он называл ее, и никогда Анджелина – начались с взаимных придирок. О'Меара была особа независимая, бойкая на язык и, главное, моментально привлекала к себе внимание уже тем, что шестьдесят процентов поверхности ее тела покрывали анимационные татуировки. Гарроуэй до сих пор не мог с уверенностью сказать, как однажды, во время увольнительной, они оказались с ней в одной постели.

С тех пор они были близки. Нельзя сказать, что они хранили друг другу верность, но отношения тем не менее продолжались.

Разумеется, сей факт они старались не афишировать. Командование не одобряло постельных романов между пехотинцами. Впрочем, это на Земле. Во время космических экспедиций на подобные вещи обычно смотрели сквозь пальцы – в отличие от зоркого начальственного ока дома. Удивительно, как им удалось сохранить свидания в секрете, по крайней мере от армейского начальства. Лишь благодаря этому они сумели получить назначение в одно и то же разведывательно-штурмовое космическое подразделение на Марсе и Фобосе. Здесь, в отличие от Земли, старшие офицеры делали вид, будто ничего не замечают – по крайней мере до той поры, пока от этого не страдали дисциплина и боевой дух.

Полковник Рамсей оказался замечательным офицером, строгим, но в меру, не зацикленным на букве устава, справедливым, но умеющим при необходимости прислушаться к мнению младшего по рангу.

Надо сказать, что сейчас марсианская казарма казалась едва ли не райским местом. Останься они с Кроум в учебном лагере, оба были бы живы и здоровы, и будущее сулило бы самые светлые надежды.

Правда, если…

Гарроуэй мысленно перенесся на вражеский корабль. Интересно, что там с астероидами, которыми ксулы пытались бомбардировать Землю. Хотелось бы надеяться, что космические бомбы удалось обезвредить еще на подлете. А если нет? Неожиданно он ощутил прилив гордости – черт возьми, они все-таки выполнили свою миссию! Их подразделение уничтожило инопланетных ублюдков прежде, чем те швырнули в стороны Земли новую партию астероидов. Силы космической обороны, в чьи обязанности входило оберегать планету от неприятных сюрпризов из космоса, наверняка также оказались на высоте – им было чем ответить врагу.

Мысль о том, что родная планета пережила космическую бомбежку, была, пожалуй, единственным, что помогало ему сохранить в эти часы присутствие духа. А если все-таки нет? Что, если морпехи пожертвовали собой зря?

‹Нет, – приказал себе комендор-сержант Трэвис Гарроуэй, – отставить такие мысли›.

Он попытался заглянуть сквозь забрало в шлеме Кроум, но мало что смог увидеть. Освещение в поврежденном модуле сводилось теперь лишь к мигающим данным медицинского датчика и тусклым полоскам аварийной подсветки по периметру палубы. Но даже этот слабый свет, отражаясь от забрала, мешал заглянуть ей в лицо.

– Кроум! Ты меня слышишь?

Она что-то прошептала в ответ – скорее невнятное бормотание, нежели членораздельная речь.

– Держись, Кроум, кому говорят, держись. Черт, Анджелина! Очнись! Ты меня слышишь?

– Пошел к черту, Триггер, – донеслось до него. – Кому было сказано, не смей меня так называть!

– А ты не спи, черт тебя подери.

С того места, где он сейчас находился, сквозь незакрытый хвостовой люк был виден кусочек открытого космоса. Впрочем, виден – это громко сказано, смотреть там было не на что – лишь проплывающие мимо звезды. Их модуль продолжал бесцельно вращаться, следуя неведомым курсом.

‹Интересно, – мысленно спросил себя в очередной раз Гарроуэй, – где мы сейчас?›

Он вспомнил, что когда-то давно скачал из глобальной сети кое-какие исторические факты о так называемом проекте ‹Орион›, который пытались воплотить в жизнь во второй половине двадцатого века. Идея – впрочем, дальше идеи дело так и не пошло – состояла в мирном использовании ядерного арсенала, который к тому времени начал угрожать существованию человечества. Физик по имени Фримен Дайсон предложил создать космический корабль, который бы с перерывом в несколько секунд производил в хвостовой части корабля взрыв термоядерной бомбы. Оборудованное специальными поглотителями массивное зеркало ловило бы плазменную волну каждого такого взрыва, толкая корабль вперед. Такой термоядерный двигатель, работающий на водородном топливе, доставил бы корабль к самым далеким звездам. Тогдашнее британское общество космических исследований даже разработало эскиз двухступенчатого корабля, получившего название ‹Дедал›, который за шестьдесят лет смог бы доставить с Земли набор инструментов на звезду Барнара – правда, только на бумаге.