Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Человегушка
Для начала я расскажу про этот двор.
Сперва он принадлежал лесопилке, но позже отошел к шелководческому хозяйству. После наводнения здешние дома оказались на грани обрушения и были заброшены. Когда мне было пять лет, Жун Яо перевез нас сюда из подвала птицефермы. На следующий год град превратил черепицу на крыше в решето, и Жун Яо зычным голосом направил нас перестилать ее по новой; наводнение пришло в свой срок, ночью смыло нашу обувь и затопило кровати. После того как оно отступило, Жун Яо зычным голосом направил нас укреплять дом досками, выброшенными с лесопилки, строить стены, сажать всякие разные деревья и превращать его во внутренний двор, какой бывает в жилых домах. Двор круглый год колосился пышным бурьяном. Сорняки были повсюду, они захватывали комнаты, кухню, изножья кроватей, трещины в стенах и даже крыши. Весной, если прозевать, на обуви, подушках и хлопчатобумажной одежде прорастали нежнейшие травинки. Даже зимой трава перла как сумасшедшая. Во дворе водились змеи, дождевые черви, сороконожки, гусеницы и даже улитки, многочисленные птицы, гигантские дикие пчелы, прилетавшие без приглашения, сбивавшиеся с пути кузнечики, а в период наводнения – множество видов рыб, таких как карпы, караси, бывали даже сельдь, карп-ауха и угорь, а еще креветки, крабы, пиявки… Животный мир был живой и бойкий, но они все оказывались либо тонкими, как палочки, либо маленькими, как травинки. В какой-то год объявился тощий олень с высокими рогами, он в ужасе оглядывал двор. Жун Яо опустился на колени с горстью травы, чтобы привлечь его, и стал приближаться к нему шаг за шагом. Олень выглядел очень голодным, одна из его ног была поранена и залита ярко-алой кровью. Он с тревогой принял доброту Жун Яо, но последовал за ним к нам домой. Мы впервые видели оленя. По идее, в наших краях не должно было водиться оленей. Неизвестно, откуда взялся этот. Да он еще и заблудился, выглядел совершенно жалким. Мы окружили его и кормили травой. Страх в его глазах медленно отступал, как наводнение. Жун Сятянь предложил убить его. Мы давно не ели мяса, так и хотелось распахнуть рот и броситься грызть оленье мясо. Но это была самка, и, похоже, беременная, стройная, с гладкой лоснящейся шкуркой. Она была такая красивая. Я была категорически против того, чтобы ее есть.
– Она превратится в нашу маму.
В то время мне было семь лет. Братьев ошеломили мои слова, и они подобрали слюни. Жун Сятянь тихонько положил нож на прежнее место. Жун Яо одобрил мою смелую фантазию и не стал ее убивать. Через несколько дней ее нога зажила, и Жун Яо отвел ее на другой берег реки, где и отпустил. Олениха побежала в гору, оборачиваясь через каждые три шага. Я до сих пор верила, что она превратится в красивую женщину и вновь вернется вместе с наводнением.
Для обитаемого дома наш двор часто выглядел совсем заброшенным. В десяти с лишним домиках жило несколько человек и три-пять курочек – просторно, одиноко, тихо и ненадежно.
Моя комната была самая большая. Люди, видевшие ее, говорили, что здесь можно устроить столовую, в которой могут разместиться человек двадцать-тридцать. В ней огромное окно, выходящее на медленную, ровную, широкую реку Даньхэ и ее давно требующую починки набережную. Приливные отмели на другом берегу реки покрыты буйными зарослями бурьяна, омежника, пастушьей сумки, полыни, тростника, мяты, красного гореца, аира, дикого таро, дикого банана и щетинника… Мало кто ходил на те луга. И вовсе не змей боялись люди. Просто больница хоронила там мертвых младенцев. Тех, кто умер от болезни, в результате выкидыша, несчастного случая и всего такого, но больше всего тех, кто умер от искусственных родов. Младенец, который находился в животе в течение нескольких месяцев, умирал после того, как его протыкали иглой, и считался мертворожденным. Лао Фан, уборщик в больнице и на станции планирования семьи, прибегал туда почти каждый день, иногда с одним узелком, который нес на лопате, как на коромысле, а иногда с целой связкой. Некоторые из города много раз пеняли Лао Фану, обвиняя его в том, что он роет могилы недостаточно глубоко, так что иногда дикие собаки выкапывали младенцев и грызли их, и это отвратительно. Хотя и не знаешь, чьего ребенка грызут, кто осмелится утверждать, что это не его собственное дитя? Свои окна я всегда держала закрытыми, а шторы задернутыми. Однажды посреди ночи я взглянула на набережную сквозь щель в занавесках и увидела стайку младенцев, гулявших по набережной, хихикавших и игравших в воде… И такую жуть наблюдал не один человек. Я упомянула об этом при Жун Дунтяне, и он как ни в чем не бывало сказал, что тоже часто видит их, но даже если они предстанут передо мной, мне нужно относиться к этому так, как будто я ничего не замечаю. Не мог же Жун Дунтянь сказать неправду. Я своими глазами видела, как он в одиночку пересекает набережную и идет на тот луг, чтобы вечером половить лягушек. Я спросила, не боится ли он. Он ответил, что не боится.
Когда разливалось наводнение, тот луг затопляло, и река заполняла все пространство прямо до моего окна, соединяя нас с лугом. Мне некуда было бежать. Когда река затопляла стену под моим окном, я часто представляла себе речную нечисть и «зеленоволосых водяных демонов», о которых нам рассказывал Жун Яо и которых мы никогда не видели. Появятся ли они внезапно перед моим окном? Вот только меня эти небылицы не особо пугали, с возрастом я перестала даже задумываться о реальности речных демонов и водяных чудовищ.
Зато я никогда не забуду белый корабль, который увидела в детстве. Ранним утром того дня я проснулась оттого, что промокла от наводнения. Вода уже унесла мою обувь. Ветер стих, дождь прекратился. Я открыла окно и вдруг увидела, как по реке плывет белый корабль. Не очень большой, с белым корпусом, белыми мачтами, навесом и парусами, только вот паруса висели лохмотьями, навес был изъязвлен дырами, а палуба вся в ржавых пятнах. Хотя река бушевала и некому было поддержать судно или встать у руля, белый корабль дрейфовал спокойно и вольготно, как будто уже много лет провел на Даньхэ. Я разбудила Жун Чуньтяня и Жун Сятяня, чтобы вместе посмотреть на эту таинственный белый корабль. Они без устали охали и ахали и вместе с тем были полны ужаса. Кажется, тогда мы впервые увидели корабль.
Исторически сложилось так, что по Даньхэ раньше ходили на лодках и на ней имелись три пристани. Лодки из Сянли