— Надо же… Жених.

И шагнула сквозь завесу обратно на аллею.

— Чудоооовщно, совершенно чудооооовищно! — с явным удовольствием тянул жеманный женский голос. — Дорога — ужас, нападение — кошмар, полиция — хамы! А уж убогая здешняя гостиница, а коляска… чудовищно, просто чудовищно!

Звучно всхрапнула лошадь — ей тоже все не нравилось.

Я аккуратно выглянула из-за угла.

У парадного крыльца особняка разгружался наемный экипаж. Тоненькая, как стебелек девушка в модном дорожном туалете, и солидный господин средних лет уже стояли на земле и с любопытством изучали фасад особняка. Зато дама, судя по всему — супруга господина и мать девушки — сходить не спешила. Она возвышалась в открытом экипаже с величественностью вождя степняков на празднестве в честь лишних овец. Пухлые ручки были трогательно прижаты к отделанному блестящими камушками кружевному жабо, а разноцветные птички на широкополой шляпе подпрыгивали в такт каждому слову, будто норовя взлететь.

— У меня просто нет слов!

— Это заметно, дорогая. — обронил господин.

— О чем только думают эти дорожники? Когда платишь такие деньги, рассчитываешь на приличный сервис, а не на каких-то… демонов! И знаете, что сказал мне один из них, когда я ему это сказала? Что демоны входят в сервис! Но не на такую напал — я ему тут же ответила! Я спросила: демоны тоже брали билет первого класса? — она горделиво огляделась, явно ожидая восхищения своей находчивостью.

— Мама, демон был в вагоне второго класса. — вздохнула девушка.

— Этим вообще надо запретить ездить! Если нет денег на нормальный билет — сиди дома и не подвергай приличных людей опасности. — отрезала дама — птички на ее шляпке воинственно встопорщились.

Я уже видела эту шляпку с птичками… Сквозь вокзальное стекло Южного вокзала в столице — опоздавшее семейство с дорогим мобилем, вскочили в вагон первого класса в последнюю минуту, очень спешили… сюда?

— Дорогой, ты должен всенепременно поставить этот вопрос на Имперском Совете! Я писала вам, дорогая Марита, вы же позволите называть вас Маритой, мы же уже почти одна семья… я писала, что господин Тутс баллотируется в Имперский Совет? — дама и ее птички приосанились.

— Неоднократно, госпожа Тутс. — голос Мариты донесся с другой стороны экипажа.

— Марита хотела сказать, что вы писали, а не что господин Тутс много раз баллотировался. — тоже с другой стороны экипажа торопливо отозвался Тристан.

— Так он и баллотировался много раз, да все без толку, только денег потратили — страх сказать сколько! — простодушно сообщила госпожа Тутс. — Вы же знаете, как это тяжело, когда ты господин, а не лорд! Такая несправедливость…

— Он не знает. — сухо откликнулась Марита. — Он — лорд.

— Так не будь дорогой Тристан лордом, мы б сюда и не приехали! — еще простодушнее сказала дама.

Девушка мученически возвела глаза к небесам, господин торопливо шагнул к коляске и протянул супруге руку. Госпожа Тутс и ее птички тяжеловесно спорхнули в его объятия. Дама подхватила супруга под руку и целеустремленно потащила в обход коляски спереди, в то время как Тристан с Маритой обходили экипаж сзади. Некоторое время обе пары покружили, разыскивая друг друга — на удивление невозмутимый кучер даже головы не повернул, пока они сновали перед мордами усталых лошадей — так и сидел, надвинув цилиндр на самый нос и кутаясь в слишком плотную для здешней погоды пелерину. Модная барышня продолжала изучать фасад с таким вниманием, будто от точного подсчета окон зависела по меньшей мере жизнь.

Наконец обе пары сошлись, и госпожа Тутс немедленно вскричала:

— А еще нам не вернули багаж! Эти негодяи полицейские сказали, его так много, они, дескать, не успевают все проверить! Не знаю, что они рассчитывают там найти, но нам даже не во что переодеться!

— Как удачно пригодится наш подарок! — явно пришибленный этим потоком слов Тритан воспрянул. — Я приготовил вам сюрприз, милая Эрика… — он вдруг уронил руку Мариты со сгиба локтя и шагнул к девушке во франконском туалете. — Который поможет вам почувствовать себя настоящей южанкой. — взял ее безвольную руку и поднес к губам, не переставая глядеть девушке в глаза. — Он ждет вас в гардеробе вашей комнаты! Марита, вели проводить! Ну, и господину и госпоже Тутс подбери что-нибудь…

Я опустила глаза, разглядывая край алой юбки. Сюрприз милую Эрику, безусловно, ждет. И даже в гардеробе… А уж кем она себя почувствует, вопрос другой…

Когда я подняла глаза, вся компания уже поднималось по ступенькам: впереди Марита с напряженно сведенными лопатками, следом госпожа Тутс под руку с мужем, последними чинно шествовал Тристан — на сгибе его локтя также безвольно покоилась рука Эрики. Тристану приходилось придерживать ее пальцы, чтоб не соскользнули. Ему было явно неловко, а что чувствовала сама Эрика — не понять, обтянутая сукном дорогущего франконского жакета узкая спина не выражала ровным счетом ничего.

— Все интереснее… — раздраженно пробормотала я — мне от местных интересных дел одно беспокойство. Подаренная морем радость схлынула и мне вдруг сильно и остро захотелось домой, в столицу — к дождям, строительному шуму и беспокойным улицам.

Кучер потянул поводья, направляя коляску к конюшням. Тутсы арендовали экипаж надолго? Занятно… Костас, придерживающий дверь перед хозяевами и их гостями, тоже зашел в дом — следом за ним чинно прошествовали Тита, и вторая горничная, совсем еще молоденькая девчушка. Створка бесшумно захлопнулась. Я немного подумала… и пошла в обход дома. На конюшню.

Старая конюшня и каретный сарай никуда не делись — стояли где и раньше, на задах дома. Разве что стали еще старше. Вот заметно старше — выщербленный кирпич стен был как глубокие старческие морщины на лице того, кого ты помнишь веселым и крепким. Я озадаченно огляделась — не может же такого быть, чтоб эти стены не красили с моего отъезда? Быть не может, но выглядит очень похоже. Когда-то здесь всем заправлял дядюшка Луп — он был и конюхом для наших лошадей, и кучером, когда ради официальных визитов нам с матушкой приходилось залезать в карету, завистливо косясь на гарцующих верхом отца и Тристана. Каретником тоже был он, с помощью двух мальчишек-учеников содержа в строгости и порядке весь наш выезд. Что дядюшку я тут больше не найду, сказал мне запах. Запах конюшни нравится тем, кому нравятся лошади. Запах грязной конюшни не нравится никому, включая самих лошадей. Эта конюшня была… на грани. Конюх тут, может, и был… Но вчера. Или даже позавчера.

Я пошла осторожнее — это при Лупе можно было рядом с конюшней гулять босиком, об ученика, вовремя не прибравшего «конское яблоко» дядюшка бы лопату обломал. Запах стал сильнее и меня накрыло прохладой старых кирпичных стен. Босые пальцы больно уколола старая солома и я пошла на цыпочках. В деннике шумно всхрапнула и затрясла гривой лошадь. Я подошла поближе, остро жалея, что не зашла сперва на кухню, за морковкой или куском хлеба. Раньше Фло присылала с кухни обрезки яблок, корки и прочие не пошедшие в дело остатки, и дядюшка держал их в тазу у входа…