– Я не могу мыслить подобными категориями, – возразилДронго, – помните песню: «Если кто-то кое-где у нас порой честно жить нехочет»? Слишком много допущений, ведь при социализме не должно бытьпреступников, они всего лишь родимые пятна капитализма. А меня интересует, кто,где и когда, более конкретно.

Она улыбнулась.

– Что вы от меня хотите? Чтобы я назвала вам имя возможногопособника убийцы? Я не знаю. Я доверяю всем нашим людям. И я верю, что мои детине могли желать смерти своему отцу, как и я сама. Даже в мыслях. Поэтому я вамничего не могу сообщить.

– А ваша дочь. Вы сказали, что она уже вернулась изШвейцарии?

– Да, она сейчас дома. Наверху, на втором этаже. Мы можемпозвать ее.

– Я задам вам два последних вопроса. В последние месяцыничего необычного не происходило? Может, были какие-то угрозы в ваш адрес или вадрес детей?

– Нет, ничего. Никаких угроз. Я бы сразу о них сказалаМастану.

– Последний вопрос. Как вы считаете, Иосифа Яковлевича нетяготит его работа в окружении таких вице-президентов? Если даже вы считаете ихназначение не самым лучшим решением вашего супруга, то, возможно, также думаети Бергер?

– Наверняка, – кивнула она, – более того, я даже убеждена,что он так и думает. Но это единственный человек, который не вызывает у меняникаких подозрений. Он для этого слишком порядочный профессионал. Я ответила наваш вопрос?

Тамилла Гасанова вышла из комнаты. Дронго взглянул наВейдеманиса.

– Чем дальше в лес, тем больше дров, – задумчиво и тихопроизнес Эдгар, – впервые в жизни начинаю думать, что не хотел бы статьолигархом. Слишком сложно. Когда у тебя миллиард, «крыша» действительно можетпоехать. И тебе покажется, что ты можешь решать все проблемы. А на самом делевсе это фикция.

– Они все знали друг о друге. И все делали вид, что ничегоне знают. Так и жили, обманывая друг друга, – печально согласился Дронго, – а втакой обстановке может произойти все, что угодно. Предательство, ложь,недоверие, недосказанность, невысказанность. Все это копилось годами и в одинмомент прорвалось.

Они услышали шаги спускающихся по лестнице женщин. Тамиллавошла первой. Следом за ней вошла совсем молодая девушка. На вид ей было дажеменьше, чем двадцать два. Очень худая, среднего роста, похожая больше на отцасвоим вытянутым лицом. Она была в джинсах и светло-зеленой майке. Девушкамрачно смотрела на гостей.

– Это наша Айгюн, – нервно сказала мать, – а это наши гости,– показала она на поднявшихся мужчин, – ты можешь поздороваться, – сказала она,обращаясь к дочери.

– Здрасте, – кивнула Айгюн обоим и, не дожидаясь ответа,прошла и уселась напротив них за столом. Мать села рядом. Мужчины устроилисьнапротив.

– У них к тебе несколько вопросов, – сказала мать.

– Меня уже допрашивают? – осведомилась дочь.

– Как тебе не стыдно! Эти люди приехали сюда по просьбетвоего отца. Он хочет выяснить, кто пытался его убить.

– Список может получиться длинным, – сказала Айгюн, – нужновзять поименный список всех его компаний и начать проверку. В алфавитномпорядке. Он ведь у нас олигарх, значит – капиталист, буржуй недобитый. И всепролетарии на его предприятиях должны ненавидеть своего хозяина. Это классоваяборьба, мама.

– Откуда вы знаете о классовой борьбе? – неожиданно спросилДронго, – когда распался СССР, вам было только четыре годика. Откуда вы можетезнать о том, как пролетарии ненавидят своих хозяев?

– А я училась в Швейцарии. Там у нас учитель истории быллевый радикал. Он нам больше рассказывал об идеях Маркса и борьбе классов, чемо скучной истории самой Швейцарии, в которой уже столько лет ни было ни войн,ни революций.

– Опасно вбивать такие идеи в головы несозревших молодыхлюдей, – заметил Дронго, – я тоже абсолютный левак по своим убеждениям, но я нетребую немедленно убивать всех буржуев, включая вашего отца.

– Вы издеваетесь? – нахмурилась девочка.

– Ни в коем случае.

– Какой вы левак? Вы типичный наемник, работающий за деньгимоего отца.

– Айгюн, как тебе не стыдно! Извинись немедленно.

– Не нужно, – улыбнулся Дронго, – она права. Но меня наняли,чтобы я попытался защитить вашего отца и найти убийцу. Разве торжествосправедливости не является идеальной мечтой каждого порядочного человека?

– Вы убеждены, что являетесь посланцем добрых сил? –насмешливо уточнила Айгюн.

– Нет. Я убежден, что явился в мир для противодействиятемным силам. И не мир принес я вам, а меч. Это из Библии, вы должны былиизучать ее в Швейцарии. Но если вы считаете справедливым, чтобы вашего отцаубили, как это сделали с вашей собакой, то я не стану больше возражать.

Она покраснела и посмотрела на мать. Та сидела молча, глядяперед собой.

– Это нечестно, – убежденно произнесла Айгюн, – вы извратилимои слова и поставили меня перед заведомо проигрышной дилеммой.

– А вы научитесь дискутировать так, чтобы вас не моглизагнать в угол, – возразил Дронго, – в этом и состоит умение риторики.

– Вы златоуст, – поняла девушка, – и с вами невозможноспорить. Лучше я буду отвечать на ваши вопросы. Скажите, что вы хотели у меняузнать?

– Начнем с того, что мы хотели с вами сначала познакомиться.Это первое. Во-вторых, уточнить некоторые детали происходивших в последнеевремя событий. Это второе. И наконец, мы не думали сразу начинать с выяснениянаших отношений.

– Ладно, – сказала Айгюн, – я была не права. Вы и так ужеположили меня на лопатки. Что вам нужно? Спрашивайте скорее.

Нужно было видеть удивленное лицо матери. Очевидно, онадавно не слышала подобных слов от своей дочери.

– Вы знаете, что именно произошло в вашей семье?

– Конечно, знаю. Какой-то мерзавец отравил белье, котороепостелили в спальне моего отца. В результате погиб Марчелло и заболела нашадомохозяйка Сария. Вы об этом хотели меня спросить?

– Не только, – он хотел сказать и про погибшую прачку, ноувидел, как сделала отрицательный жест рукой ее мать. И поэтому не стал ничегодобавлять.

– Что значит не только? – нахмурилась Айгюн.

– Ваш отец вынужден был уехать из Москвы и остановиться ввашем швейцарском доме. Вы достаточно взрослая, чтобы понять, как велика былаопасность, угрожавшая вашему отцу, если он принял такое решение.

– И поэтому мне не разрешают выходить и встречаться со своимпарнем? – встрепенулась Айгюн.