Но ждать до утра Сыроежкин не хотел и не мог. Его даже немогли остановить слова старика о том, что тот предупредит нескольких своихдрузей о возможном появлении у него Сыроежкина. В конце концов, всегда можнобыло обеспечить себе железное алиби. В лихорадочном возбуждении он метался покомнате. Нужно было действовать. Таких денег у Сыроежкина никогда в жизни небыло. И не обязательно убивать старика. Можно просто отнять часы, уговаривал онсебя. Ведь девчонка сама попросила всего двести долларов. Он даст ей пятьсот.Или триста. Или двести, как она и хотела. Он даст ей двести долларов и возьметэти проклятые часы.

Наконец решившись, он бросился к телефону. Кроме часов, тамможно взять и некоторые другие вещи, подумал он. Старик все равно скоро умрет,и у него нет наследников. Так будет правильно. Зачем старику столько всего? Натом свете ему ничего не понадобится. А девушку никто не будет трогать. Просто унее отберут часы… нет, не отберут. Просто ей заплатят за часы и выставят на улицу.А старику все равно ничего не нужно. Проклятый еврей, он всю жизнь наживался нарусских, патетически подумал Сыроежкин.

В этот момент он ощущал себя чуть ли не избавителем мира оталчного ростовщика и ювелира Наума Киршбаума. Он забыл о том, что его родителейсвязывала с Наумом полувековая дружба. Забыл о том, как рос в семье дяди Наума.

Забыл обо всем на свете. Старик был прав. Жажда наживыовладела молодым человеком, и он готов был отречься от всего на свете. Продатьсвою душу, предать, убить, лишь бы получить то, что ему хотелось.

И тогда он поднял трубку и позвонил…

В доме ювелира оказалось гораздо интереснее, чем на даче, накоторой она провела утро. В этот вечер она впервые вкусно поела. К ювелируприходила кухарка, которая готовила для него. Девушка с интересом осматриваластаринную мебель. Такой она не видела даже в доме своего отца.

— Вы хороший ювелир? — спросила она.

— Смею думать, что хороший, — вздохнул Киршбаум, — но не мнесудить.

Это должны говорить другие. Пойдем на кухню. Я люблю сидетьтам и пить чай.

Они отправились на кухню, и он достал чайник для завариваниячая.

Чайник был старинный, английский, и она восторженносмотрела, как старик разливает чай в большие пузатые кружки.

— Нравится? — улыбнулся Киршбаум. — Эти кружки я обычноберегу для своих самых почетных гостей.

Она засмеялась. Со стариком было интересно. И спокойно.Словно все остальное уже не существовало. И весь мир за окном остался далеко впрошлом.

Он подвинул ей кружку. Достал коробку конфет.

— Ты еще не представилась, — напомнил он, улыбаясь, — кактебя зовут?

— Ирада, — чуть покраснела девушка.

— Красивое восточное имя, — кивнул старик. — В молодости янекоторое время жил в Тбилиси. И там это имя часто встречалось. И среди грузин.И среди азербайджанцев. Они любили называть этим именем своих дочек. Оно,кажется, означает силу воли или стойкость. Я не путаю?

— Да, стойкость, — улыбнулась девушка, — сила воли.

— Это действительно твои часы? — осторожно уточнил ювелир.

— Да, — кивнула девушка, — отец подарил мне их на деньрождения.

— В таком случае у тебя очень состоятельный отец. Где онсейчас?

Девушка замолчала. Глаза ее начали наполняться слезами. Онавспомнила лежавшего на лестнице отца. И кровь на его рубашке.

— Он погиб, — выдавила она, — его убили.

— Понятно, — вздохнул старик, — а ты убежала из дома?Правильно?

— Да, — кивнула она.

— Давно убежала?

— Вчера вечером.

— А где провела ночь?

— В лесу, — призналась девушка.

— Тебе повезло. Очень много опасных хищников бродит в нашихлесах, — печально сказал старик. — Двуногих хищников. Она попробовала чай. Онбыл вкусный, с мятой.

— Что думаешь делать? — спросил старик.

— Не знаю.

— У тебя есть мама?

— Она тоже умерла. Давно.

— Других родных или близких у тебя нет?

— Есть. Но не в Москве.

— Где был ваш дом?

— Я не знаю. Квартира у нас на Мичуринском проспекте, но онаеще не готова, ее ремонтируют. А где была дача, я не знаю.

— Вы были на даче? — понял Наум Киршбаум.

— Да, — кивнула девушка. — И там убили твоего отца?

Она снова кивнула.

— Нехорошо, — вздохнул старик, — нужно думать, что тебеделать дальше.

У тебя, кроме этих часов, ничего нет?

— Есть, — вдруг сказала девушка.

— Что есть?

— Счет в немецком банке. Я знаю номер счета и код. Отецговорил, что там у него лежит миллион долларов.

— А какой банк? — недоверчиво спросил ювелир. Девушканазвала банк. Это был известный солидный банк, о котором слышал и НаумКиршбаум. Он закрыл глаза.

Потом открыл и посмотрел на девушку. Покачал головой.

— Не говори никому про эти деньги. Нигде и никому. Дажесамым близким людям. Ты меня понимаешь? Пока ты не сможешь добраться до этихденег, не говори про них никому. Иначе тебя не пощадят. Миллион долларов —очень большие деньги.

Не говори про них даже очень близким людям. Поняла?

Она кивнула.

— Пей чай, — устало сказал Наум. — Значит, у тебя нет нипаспорта, ни документов. Ты, вообще, москвичка?

— Нет. Я приехала из Турции.

— Да, — удивился старик, — а хорошо говоришь по-русски.

— Я раньше училась в русской школе. Мы из Грозного, уехалиоттуда десять лет назад.

— Понятно, — Наум взял чайник и снова налил своей гостьечаю, — пей, — печально сказал он.

В его лице затаилось нечто такое, что девушка замолчала. Онаиспуганно смотрела на него, не решаясь заговорить. Он качал головой, размышляянад судьбой своей гостьи.

— Хорошо, — сказал он вдруг, подводя невеселый итог, —может, ты и будешь моим лучшим вложением капитала. Я постараюсь что-нибудьпридумать. И с твоими документами, и с твоим паспортом. Договорились?

Этому старику она верила и поэтому радостно улыбнулась Потомспросила:

— Вы живете один?

— Да, — кивнул старик, — уже пятьдесят лет.