Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В том-то и дело, что не лгала, — тяжело вздохнула ведьма и виновато заглянула Доре в глаза: — Ну пойми ты, никак не могла я сразу ей полностью доверять! Ведь это как волшебная сказка: вдруг приходит послание, открывается потайной ход, и там встречают прекрасные девушки, добрые и приветливые. А сказок не бывает, я за эти годы точно поняла! И все наши так думают, наслушалась я за почти десять лет… хотя они всей сотней показались. Все вокруг жадные и злые, тащат все себе в норы, топят и давят всех остальных.
— И только ты одна хорошая, берешь на руки младенца и ведешь спасать самых слабых малышей, — начала сердиться княгиня. — А у нас за них душа болеть не может! Мы же все жестокие и жадные!
— Не сердись… — горько скривив губы, еле слышно выдавила Хельга, — но ты все неверно поняла. Этим детям в шахтах все равно не выжить, бороться они не могут, быстро бегать — тоже. А надзиратели все сильнее звереют, за любую провинность на детях отыгрываются… Взрослых оборотней они опасаются, даже в ошейниках. Потому Дед и сказал: «Уведи их, если повезет — спасутся, а нет — то хоть руки связывать не будут».
— В каких… ошейниках? — растерянно потерла лоб кадетка, пропуская пока все остальное. — Но на вас с девочкой же ничего нет?
— У меня всего лишь слабые способности травницы, — вздохнув, пояснила Хельга, — а Линка — только на четверть оборотень, ей без опытного наставника первый раз обернуться не удастся, а наши помочь не смогли, сами все в ошейниках. А малыши оборачиваются только потому, что еще беззубые щенки, потом и на них наденут ярмо… если выживут. Так не забудь, передай амулет, силком его отобрать нельзя, отводом особым прикрыт, а наши все видят.
Развернулась и ушла вслед за малышами, которых в этот раз вела Линка.
— Не знаю, в чем загвоздка, но там все же нечисто, — в который раз буркнул Синк, подтягивая повыше повешенную на шею сетку, поддерживающую на весу его раздавленную лапу.
Хотя он и плелся потихоньку, уйдя в кокон настолько, насколько позволял проклятый ошейник, но сил оставалось все меньше, и позади теперь брели только две беременные женщины, которым не разрешалось лезть вперед остальных.
Само собой, глупо думать, будто им удастся уйти в случае засады, но лучше такая надежда, чем вообще никакой. Их ведь лишь это и спасает уже столько лет — вера в чудо, в прозрение мощных магов, в их желание помочь своим слабым и доверчивым собратьям.
Задумавшись, Синк почти наткнулся в полумраке на двух старух, поддерживающих избитого парня, брошенного в выработки полторы декады назад. Как ведьмы ни старались, вылечить его полностью не удалось, а прятать с каждым днем становилось все труднее. Надзиратели совсем озверели, и хотя и раньше не разрешали работавшим в мастерских и шахтах оборотням делиться своими пайками с женщинами, детьми и калеками, но хотя бы смотрели на подобные нарушения сквозь пальцы.
Не задаром, разумеется, но и не за услуги. Тряслись за собственную безопасность. Несколько несчастных случаев, когда особенно лютые надсмотрщики внезапно падали с мостков в глубокие трещины или в стволы горячих шахт, очень наглядно показали слугам чернокнижников, на что способны оборотни, даже если на них надеты ошейники повиновения, не дающие ни убрать кокон, ни накопить магии на полный облик.
И даже обвинить рабов ни в чем нельзя — не было никого рядом с погибшими или изувеченными надзирателями в момент падения. Но каждый тюремщик знал точно, за какую именно жестокую выходку покарали очередного изверга неуловимые мстители.
— Чего встали? — шепнул Синк хрипло, ему было тяжко не только говорить, но и дышать.
Он и передвигался с трудом после удара внезапно обрушившейся в шахте глыбы, краем задевшей спину. Уйти бы в кокон — у оборотней магия регенерации самая сильная, ну кроме разве что обаяния и поиска, — да проклятый ошейник высосал всю силу.
— Пришли, — тихо пояснила женщина, помолчала и с истовой надеждой выдохнула: — Неужели все?
— Лепешки бы, — мечтательно пробормотала ее подруга и по-детски облизнулась: — Вкусная была лепешечка.
— Дура, — с жалостью фыркнул оборотень и веско добавил: — Бесплатные лепешки бывают только на поминках.
— Мне уже все равно, — обреченно призналась она. — Устала, сил нет даже жить. Только кусочек лепешки…
Синк смолчал. Хлеб и сыр, принесенные подростками, поделили на всех, по махонькому кусочку. И крошку сыра все сосали неспешно, стараясь подольше сохранить во рту давно забытый вкус. Хотя совсем уж без приварка не жили: гномы, наглухо закрывшие проходы в свои владения, иногда тайком приносили рыбу и грибы в обмен на редкие металлы. Сами они в горячие шахты ходить не имели права, потеряв его в каверзной сделке, превратившей коротышек в рабов собственного жилья.
Оборотень потихоньку двинулся вперед, огибая обессиленно привалившихся к стене калек и женщин с младенцами. На этот раз, скрепя сердце поверив россказням вернувшихся в шахты подростков, стая рабов отправила во внезапно открывшийся сказочный проход почти полсотни людей и оборотней. Всех, кто до этого времени был им хотя и обузой, но одновременно и семьей и убежищем. Горькой болью и единственным лучиком света в непроглядном мраке проклятой рабской жизни.
— Ну и долго вы будете сидеть у порога, как трусливые зайцы? — В женском голосе, бросившем в толпу беженцев едкие слова, Синк почему-то не расслышал ни насмешки, ни издевки.
Наоборот, в нем прозвучала ласковая, почти материнская укоризна, совершенно не подходящая, на взгляд оборотня, ни этому моменту, ни этим людям.
— Мы сами решим, когда нам заходить и куда, — дерзко огрызнулся он и тут рассмотрел хозяйку первого приюта.
Не соврали парнишки, хотя могли и обмануться с непривычки, ведь женщины в выработки попадали в самом плачевном виде. Строптивых ведьм и травниц надзиратели усмиряли с особым рвением, а покорных среди них отродясь не бывало.
Вот и могли подростки принять за красоту обычную чистоту и ухоженность. Хотя женщины рабской стаи грязнулями вовсе не были, и воды в теплом озерце хватало, но ни одна не забывала мазать сажей лицо и шею, не желая случайно снова попасть в лапы стражников.
Встречавшая их девушка в полотняном сером то ли мужском, то ли торемском костюме оказалась не просто хорошенькой или миленькой, она была по-настоящему красива. Но сначала неотвязно притягивали внимание не черты лица и не стройная фигура, а строгие серые глаза, понимающе рассматривавшие Синка.
— Никогда не груби тем, кто желает тебе добра, оборотень, — мягко посоветовала девушка. — Чтобы потом не ел душу стыд и не пришлось просить прощения. Вот, взгляни.
Бет вытащила из-за ворота дешевый медный амулет и оставила висеть на груди. Хотя и немного обидно оказалось получить условный знак от Доры и сообразить, что самой ей осторожная ведьма так до конца и не поверила, но не воспользоваться его силой было бы просто глупо.
— Это он, — закивала присевшая у стены женщина с двумя малышами, которых ей помогали нести всей толпой. — Значит, все правда. Идем уже, у меня от голода живот смерзся.