– Обстоятельства складываются весьма неблагоприятно длямосье Жака, – заметил Пуаро. – Вы ведь понимаете это?

Она твердо взглянула на него.

– Я не ребенок, мосье. У меня достанет мужествасмотреть фактам в лицо. Он невиновен, и мы должны спасти его, – сказалаона с отчаянной решимостью, потом, нахмурившись, замолчала, погруженная в своимысли.

– Мадемуазель, – начал Пуаро, проницательно глядяна нее, – может быть, вы что-нибудь утаили, о чем сейчас могли бырассказать?

Она кивнула с растерянным видом.

– Да, вы правы, только я не знаю, поверите ли вы мне.Это очень странно…

– И все-таки расскажите, пожалуйста.

– Ну так вот. Мосье Жиро послал за мной, ему взбрело вголову, что, может быть, я смогу опознать того человека. – Она кивнула всторону сарая. – Нет, я его никогда не видела прежде. Во всяком случае,так мне тогда показалось. Но потом я все думала…

– И что же?

– Это может быть совсем не то, однако я почти уверена…Хорошо, я расскажу. В тот день, когда убили мосье Рено, утром я гуляла здесь, всаду. Вдруг слышу громкие мужские голоса, точно кто-то ссорится. Я раздвинулакусты и увидела мосье Рено и какого-то бродягу, страшного, в грязных лохмотьях.Он то канючил, то как будто угрожал мосье Рено. Я догадалась, что он требуетденег. Тут меня позвала maman, и я вынуждена была уйти. Вот и все, только… япочти уверена, что покойник в сарае – это и есть тот бродяга.

– Почему же вы сразу не рассказали об этом,мадемуазель? – вскричал Пуаро.

– Потому что сначала мне показалось, что его лицокого-то смутно мне напоминает. Он ведь был одет совсем по-другому и, судя поодежде, явно принадлежит к сословию людей состоятельных.

Тут девушку кто-то окликнул.

– Maman, – шепнула Марта. – Мне надо идти.

И она быстро скользнула за деревья.

– Пойдемте, – сказал Пуаро, беря меня под руку, инаправился к вилле «Женевьева».

– Ну и что вы об этом думаете? – спросил я,снедаемый любопытством. – Правду ли она нам рассказала или придумала этуисторию, чтобы отвести подозрение от своего возлюбленного?

– История интересная, – сказал Пуаро, – но яуверен, девушка сказала нам чистую правду. Мадемуазель Марта нечаянно сказалаправду и о Жаке Рено, тем самым изобличив его во лжи. Вы помните, как онзамялся, когда я спросил его, видел ли он Марту Добрэй в ночь убийства? Онпомолчал, потом сказал «да». Я заподозрил, что он лжет. Поэтому и хотелповидать мадемуазель Марту, пока он не успел предупредить ее. Всего три слова,и я узнал то, что хотел. Когда я спросил ее, знает ли она, что Жак Рено былздесь в ту ночь, она ответила: «Да, он говорил мне». А теперь, Гастингс,скажите, что делал здесь Жак Рено в тот роковой вечер? Если он не виделся смадемуазель Мартой, то с кем же он виделся?

– Нет, Пуаро, – вскричал я, охваченныйужасом, – неужели вы верите, что этот мальчик убил своего отца!

– Mon ami, – отвечал Пуаро, – вы неисправимыйидеалист! Мне известны случаи, когда женщины убивали своих детей, чтобыполучить страховку! После этого всему поверишь.

– Ну хорошо, а мотив?

– Деньги, разумеется. Вспомните, ведь Жак Рено думал,что после смерти отца он получит половину его состояния.

– А бродяга? Как быть с ним?

Пуаро пожал плечами.

– Жиро, конечно, скажет, что это соучастник, бандит,который помог молодому Рено совершить преступление и которого тот потом убрал.

– А как же волос на черенке ножа? Женский волос?

– О! – воскликнул Пуаро, улыбаясь во весьрот. – В этом-то вся соль. Ведь Жиро надеется сыграть с нами злую шутку.Он уверен, что это вовсе и не женский волос. Вспомните, как носят волосынынешние молодые люди, – они зачесывают их ото лба назад, напомаживают,брызгают туалетной водой, чтобы они лежали гладко. А для этого волосы должныбыть довольно длинные.

– Так вы разделяете точку зрения Жиро?

– Нет, – ответил Пуаро, загадочно улыбаясь. –Я уверен, что это волос женщины. Более того, я знаю, кому он принадлежит.

– Мадам Добрэй, – уверенно заявил я.

– Возможно, – сказал Пуаро, насмешливо глядя наменя.

На этот раз я сдержался и не подал виду, что уязвленснисходительным тоном моего друга.

– Что мы собираемся здесь делать? – спросил я,когда мы вошли в холл виллы «Женевьева».

– Хочу осмотреть вещи мосье Жака Рено, потому и отослалего на несколько часов.

Аккуратно, не торопясь, Пуаро выдвигал ящик за ящиком,просматривал их содержимое и снова все укладывал точно на прежнее место. Наредкость нудное занятие. Пуаро рылся в воротничках, пижамах и носках.Мурлыкающий звук автомобильного двигателя привлек мое внимание, и я выглянул вокно. Сонное оцепенение мгновенно слетело с меня.

– Пуаро! – закричал я. – Подъехал автомобиль.Там Жиро, Жак Рено и двое жандармов.

– Sacre tonnerre![66] – буркнулПуаро. – Скотина Жиро, не мог повременить! Не успею теперь как следуетуложить вещи в последний ящик. Помогите же мне!

Он бесцеремонно вытряхнул вещи прямо на пол. Это были восновном галстуки и носовые платки. Внезапно радостно вскрикнув, Пуаро поднялнебольшой картонный квадратик, очевидно, фотографию. Сунув его в карман, онкое-как побросал все обратно в ящик и, схватив меня за руку, потащил из комнатывниз по лестнице. В холле стоял Жиро, внимательно рассматривая арестованного.

– Добрый день, мосье Жиро, – сказал Пуаро. –Что тут у вас?

Жиро кивнул на Жака.

– Пытался удрать, но меня не проведешь. Арестован поподозрению в убийстве своего отца, мосье Поля Рено.

Пуаро обернулся и посмотрел на молодого человека, которыйстоял, безвольно привалившись к двери. Лицо у него было пепельно-серое.

– Что скажете на это, jeune homme?[67]

Жак Рено смотрел на него, точно не узнавая.

– Ничего, – вяло проронил он.

Меня точно громом поразило. До последней минуты я не могзаставить себя поверить в виновность Жака Рено. Когда Пуаро обратился к нему, яожидал, что он с негодованием отвергнет все обвинения. А он стоит у стены,белый как мел, безвольно обмякший, и с его губ срывается это убийственное«Ничего»! Как тут не поверить…