Развить эту ужасную мысль у меня не было времени – Жак Реноуже входил в комнату.

Пуаро деловито поздоровался с ним и сразу приступил к делу:

– Прошу вас, садитесь, мосье. Весьма сожалею, чтопришлось потревожить вас, но вы, вероятно, догадываетесь, что обстановка навилле не слишком мне благоприятствует. Мы с мосье Жиро совсем по-разномусмотрим на вещи. Он, как вы понимаете, не жалует меня, и я не хотел бы, чтобыон воспользовался теми небольшими находками, которые мне удалось сделать.

– Я вас понимаю, мосье Пуаро, – ответилюноша. – Этот Жиро – отпетый грубиян, и я был бы чрезвычайно доволен, еслибы кто-нибудь натянул ему нос.

– В таком случае могу я просить вас о небольшой услуге?

– Разумеется.

– Нужно пойти на вокзал, доехать поездом до следующейстанции, до Аббалака, и узнать там, не оставляли ли в ночь убийства двоеиностранцев чемодан в камере хранения. Это небольшая станция, и иностранцев тамнаверняка запомнили бы. Могли бы вы сделать это?

– Охотно, мосье Пуаро, – озадаченно ответил юноша,однако с полной готовностью.

– Видите ли, нам с моим другом предстоит занятьсядругими делами, – объяснил Пуаро. – Поезд в Аббалак отходит черезчетверть часа, и я бы просил вас не заходить на виллу, чтобы Жиро ничего незаподозрил.

– Хорошо, я пойду прямо на станцию.

Он поднялся и хотел было идти, но Пуаро остановил его:

– Минутку, мосье Рено, у меня вызывает недоумение однонезначительное обстоятельство. Почему сегодня утром вы не сказали мосье Отэ,что в ночь убийства были в Мерлинвиле?

Жак Рено густо покраснел. С трудом удалось ему взять себя вруки.

– Вы ошибаетесь. Я был в Шербуре, о чем и сообщилследователю сегодня утром.

Глаза Пуаро сузились, как у кошки, и вспыхнули зеленымогнем.

– В таком случае это очень распространенная ошибка, ибоее разделяют и железнодорожные служащие. Они показали, что вы прибыли вМерлинвиль поездом в одиннадцать сорок.

Видно было, что Жак Рено жестоко борется с собой, потом онвдруг решился.

– А если и так? Полагаю, вы не намерены обвинить меня вубийстве отца? – в запальчивости вскричал он, гордо вздернув подбородок.

– Я хотел бы знать, зачем вы приезжали сюда.

– Причина простая. Я приехал повидаться со своейневестой, мадемуазель Добрэй. Нам предстояла долгая разлука, я и сам не знал,когда мне удастся вернуться, поэтому счел необходимым встретиться с ней передотъездом и заверить ее в своей неизменной преданности.

– И что же, вы повидали ее? – Пуаро не сводил снего глаз.

Рено несколько замялся с ответом, потом коротко бросил:

– Да.

– Что вы сделали потом?

– Убедившись, что опоздал на последний поезд, я пошелпешком в Сент-Бове. Там я достучался в гараж, нанял автомобиль и вернулся вШербур.

– Сент-Бове? Но до него километров пятнадцать. Весьмаутомительная прогулка, мосье Рено.

– Я… мне хотелось прогуляться.

Пуаро наклонил голову, как бы давая понять, что удовлетворенобъяснением. Жак Рено взял шляпу и трость и вышел из комнаты. В мгновенье окаПуаро вскочил на ноги.

– Быстрее, Гастингс. Пойдемте за ним.

Держась на почтительном расстоянии, мы шли за Жаком Рено поулицам Мерлинвиля. Убедившись, что он свернул к станции, Пуаро остановился.

– Все в порядке. Он проглотил приманку – пусть себе едетв Аббалак и расспрашивает там про несуществующий чемодан, оставленныйнесуществующими иностранцами. Все это я, конечно же, нарочно придумал, надеюсь,вы поняли?

– Вы хотели избавиться от него! – воскликнул я.

– Ваша проницательность достойна восхищения, Гастингс!А теперь, если не возражаете, мы с вами отправимся прямехонько на виллу«Женевьева».

Дойдя до виллы, Пуаро сразу свернул к сараю, где былобнаружен покойник. Внутрь, однако, он не вошел, а остановился у скамьи,которая, как я уже упоминал, стояла в нескольких ярдах от сарая. Крадущимсяшагом он приблизился к живой изгороди, отделявшей виллу «Женевьева» от виллы«Маргерит», и раздвинул кусты.

– Если повезет, – бросил он мне черезплечо, – мы сможем увидеть в саду мадемуазель Марту. Хотелось быпоговорить с ней, не нанося, однако, визита на виллу «Маргерит». А! Отлично.Вот и она. Тсс! Мадемуазель! Тсс! Un moment, s'il vous plaоt.[65]

Я подошел как раз в тот момент, когда слегка встревоженнаянеожиданным окликом Марта Добрэй подбежала к изгороди.

– Всего одно слово, мадемуазель, если позволите?

– Конечно, мосье Пуаро, – с готовностью ответилаона, однако в глазах ее таились тревога и страх.

– Мадемуазель, помните, как вы нагнали меня на дороге втот день, когда мы со следователем приходили в ваш дом? Вы еще спросили меня,подозревают ли кого-нибудь конкретного.

– А вы мне ответили, что подозревают двухчилийцев, – проговорила она, слегка задохнувшись и прижимая левую руку кгруди.

– Не желаете ли снова задать мне тот же вопрос,мадемуазель?

– То есть как?

– Видите ли, если бы вы сейчас задали мне этот вопрос,я ответил бы вам по-другому. Подозреваемый есть, но он не чилиец.

– Кто же? – Вопрос еле слышно сорвался с ееполураскрытых губ.

– Мосье Жак Рено.

– Что? – крикнула она. – Жак? Не может быть!Кто осмелился заподозрить его?

– Жиро.

– Жиро! – Лицо ее побледнело. – Я боюсь этогочеловека. Он безжалостен. Он… он… – Она осеклась. Но внезапно в глазах унее появилось выражение решимости и отваги. В этот миг я понял, что передо мнойборец. Пуаро тоже внимательно следил за выражением ее лица.

– Вам известно, конечно, что в ночь убийства он былздесь? – спросил Пуаро.

– Да, – ответила она рассеянно, думая, очевидно, очем-то другом. – Он говорил мне.

– Очень неразумно было с его стороны пытаться скрытьэтот факт, – рискнул заметить Пуаро.

– Да, да, – нетерпеливо согласилась она. – Нонельзя терять времени на бесплодные сожаления. Нужно его спасти. Он невиновен,конечно, но для такого человека, как Жиро, это ничего не значит. Он думаеттолько о своей карьере. Он должен арестовать кого-нибудь, вот он и арестуетЖака.